Наталья Тимошенко - Исчезающие в темноте [СИ]

Пальцы невольно сжались в кулаки. Лера бросила еще один взгляд на мать и кинулась за сестрой.

Вика, вместо того, чтобы бежать к выходу, вскочила в ванную комнату. Наверное, хотела закрыться на замок, но Лера успела ворваться следом. Не понимая, что делает, она схватила сестру за руку, но та вырвалась и с разбегу налетела на огромное зеркало. Осколки, словно взбесившиеся осы, посыпались на них сверху, беспощадно жаля все открытые части тела. Лера поскользнулась на чем-то и упала на пол, подмяв под себя Вику. Ладони жгло огнем при каждом движении, но она быстро села, не обращая внимания на боль, и вытащила из кожи несколько крупных осколков. Сестра лежала лицом вниз и даже не попыталась подняться. Лера успела только отползти в сторону, когда в ванную ворвалась и мать. Она что-то кричала, но Лера не могла разобрать слов. Она видела только огромное кровавое пятно на футболке сестры, когда мать перевернула ее. Лера перевела взгляд на собственные руки, на которых перемешалась ее собственная кровь с кровью Никиты, а теперь и Вики. Она инстинктивно вытерла ладони о футболку и медленно, не в силах подняться на ноги, выползла из ванной.

Она плохо помнила, что было дальше. Пошатываясь и держась за стену, она поднялась и вышла из квартиры. Кажется, на лестнице встретила Риту. Все было словно в тумане. Осязаемой осталась только кровь на ее руках и футболке.

Она бросила машину, оставив в ней футболку, и несколько километров шла пешком, пока окончательно не замерзла, а затем нырнула в какой-то подвал. Группа грязных, оборванных, вонючих, наверняка пьяных мужиков, сидящих вокруг небольшого костра, крайне обрадовалась появлению молоденькой девушки. Один из них тут же подвинулся, предлагая Лере картонку, на которой сидел сам, и плотоядно улыбнулся, обнажив остатки гнилых зубов. Несколько секунд спустя вся компания с воплями и криками, отталкивая друг друга, уже бежала к выходу. Лере нужно было место, чтобы прийти в себя.

Костер давно погас, и заброшенный подвал совсем остыл. Как она ни куталась в куртку, холод все равно пробирал до костей. Вдобавок захотелось есть. Она даже улыбнулась, подумав об этом. Странное чувство, когда в голове так и не родилось ни одной мысли, а желудок требует еды, словно ничего и не произошло.

Лера вылезла из подвала, убедившись, что уже глубокая ночь, и огляделась по сторонам. Район был ей незнаком, однако не выглядел слишком приличным. Наверняка где-то здесь есть круглосуточные магазинчики, в которых найдется еда для нее.

Такой магазинчик нашелся буквально на соседней улице. Сонная продавщица лишь мельком взглянула на вошедшую девушку, хотя, по мнению Леры, ее вид должен был насторожить любого адекватного человека. Видимо, продавщица давно привыкла к подобного рода контингенту. Лера взяла корзинку и, проходя мимо тесных прилавков, доверху наполнила ее едой. Кто знает, сколько еще ей придется прятаться, пока в голову не придет хоть какая-нибудь достойная идея. В тюрьму она точно не собиралась. Только не снова в заточение. Уж лучше умереть.

— Эй, а платить кто будет? — гневно воскликнула продавщица, увидев, что Лера направилась к выходу прямо с корзинкой.

И снова привычный взгляд, на этот раз даже очки снимать не пришлось, поскольку она их не надевала, и продавщица с визгом уже летела через прилавок. Ксения убила бы ее за такое, но теперь некому было ее ругать.

Корзинка с едой была оставлена на набережной, куда Лера вышла спустя полчаса. Она съела всего одну булочку, когда желудок наотрез отказался принимать что-либо еще.

Медленно, но неизбежно ее охватывало странное чувство, подозрительно похожее на отчаяние. С самого детства, как только научилась что-то понимать, она научилась и ненавидеть. Ненависть к родителям, бросившим ее, была такой сильной, такой поглощающей, что Лера сама от нее страдала. Ей казалось, что, если бы она смогла избавиться от нее, она смогла бы стать обычным человеком. Таким, как все. Радоваться обычным вещам, жить как обычные люди. Без бесконечных кошмаров в голове. Она видела только один выход избавиться от ненависти: избавиться от тех, кто ее вызывает. Все эти сказки о прощении были ей противны. Особенно после того, как она узнала, что и Ксения, твердившая ей о прощении, врала.

Она не раз и не два представляла себе этот момент, когда люди, которых она ненавидела, исчезнут с лица земли. Мать, отец и сестра. И вот, ей представилась такая возможность. А она не смогла. Не смогла избавиться от них. Почему никто не сказал ей, что это будет так сложно? Лера не знала, выжила Вика или нет. Скорее всего, Рита спасла ее. И никуда теперь не деться от этой ненависти, раздирающей ее изнутри, ничего с ней не сделать. Если раньше у нее была надежда избавиться от нее, то теперь этой глупой надежды больше нет. Может быть, она просто не умеет по-другому? Ненависть нужна ей, чтобы жить? И Марк ошибался, говоря, что она быстро учится? Есть вещи, которым научиться невозможно. Она родилась с ненавистью в душе, ее проклятие оттуда же. Она не умеет любить и прощать, потому что она и есть сама ненависть. Только об этом ей тоже никто не говорил.