Алексей Атеев - Мара

Десяткин усмехнулся.

– Небывалый восторг, – сообщил он. – Ничего подобного до сих пор со мной не бывало. Вроде как растворяешься весь, потом проваливаешься куда-то… задыхаешься… Словно душит тебя кто-то.

– А потом, где ты ее встречал?

– На улице, в автобусе… И еще… – Он замялся.

– Что «еще»?

Десяткин, краснея, рассказал о своих мытарствах в психбольнице.

Женщина слушала, не перебивая, потом спросила:

– Ну а сам-то ты как все объяснишь?

– Если бы я мог объяснить, то не пришел бы сюда, – резонно заметил Валера.

– В колдовство ты, надо полагать, не веришь?

– Я уж и не знаю, во что верить.

– Н-да, паренек, в серьезный ты переплет попал. Добром все не кончится.

– Неужели?! – привстал со стула Десяткин. – Так кто она такая? И что же мне делать?

– Кто такая? – Женщина язвительно усмехнулась. – Погибель твоя. Дурак ты, дурак. Горя не знал… Злосчастья не ведал… – нараспев загнусавила хозяйка. – Еще хорошо, что надоумили ко мне прийти. Заклятье на тебя наложили. Злое заклятье.

– Но кто?!

– Недруги. Извести тебя хотят. Сейчас порчу попробую снять, тебя, милка, на свет белый вывести…

– Любые деньги… – прохрипел Валера.

– О деньгах после. На-ко, выпей. – В руках хозяйки неведомо откуда появилась стопка на витой длинной ножке.

Десяткин подчинился, залпом проглотил питье. Это была какая-то спиртовая настойка. Пряная, с ощутимой горчинкой, но приятная. Вкус показался Валере знакомым; впрочем, он не стал анализировать свои ощущения, а затаив дыхание, внимал ведьме.

– Странное дело, – неожиданно будничным тоном проговорила хозяйка. – Как только люди сталкиваются с чем-то необычным, так стараются найти объяснение в обыденной реальности. Но ведь обыденная реальность – одна из множеств реальностей, окружающих человеческий мир. Они переходят одна в другую, проходят сквозь нас, нужно только уметь видеть их. Да взять хотя бы это помещение. Вы, молодой человек, ничего вокруг не видите?

Десяткин повел очами по сторонам, потом недоуменно уставился на ведьму. Его явно дурачили.

– А теперь? – ведьма взмахнула руками, и Десяткин от неожиданности свалился со стула.

Обычная комната внезапно превратилась в огромную мрачную пещеру, освещенную сотнями больших и малых, тонких и толстенных свечей. Их сияние перемежалось с густым мраком. Пятна мрака напоминали черные ходы, ведущие в неведомые миры. Маленький столик стал громадной деревянной колодой, стулья – массивными табуретами; клочья паутины свисали с потолка, на карнизе грубо сложенного камина сидел нахохлившийся филин, черный кот важно прогуливался вдоль стен, а сама хозяйка превратилась в сгорбленную крючконосую старуху с торчащим вперед подбородком.

– Ну, милок, – прошамкала она, – каково?! А ты говоришь, кажется… И ничего не кажется… Давай-ка посмотрим, что там с тобой случилось. – Ведьма извлекла откуда-то большой стеклянный шар и поднесла его к лицу Валеры. Шар светился слабым голубоватым сиянием.

– Смотри! – властно приказала она.

Десяткин, ничего уже не соображая, уставился в глубь шара и вскоре стал различать какое-то смутное пятно, которое постепенно сгущалось, твердело и наконец превратилось в лицо – в знакомое Валере лицо.

– Она! – воскликнул наш герой.

– Видишь! – прокаркала старуха.

Валера кивнул.

– Значит, знаешь, кто это? Вот она и преследует тебя. И будет преследовать до тех пор, пока не погубит.

Десяткину стало так страшно, что он тихонько завыл.

Лицо в шаре все увеличивалось, разрасталось. И Валере вдруг показалось, что его роковая знакомая вот-вот выберется наружу.

Десяткин в ужасе отшвырнул от себя проклятую стекляшку, она упала и с музыкальным звоном раскололась. И сразу все пропало. Он снова находился в прежней комнате, а напротив стояла, усмехаясь, хозяйка.

Не помня себя, Валера метнулся к двери, но дверь куда-то исчезла. Его со всех сторон окружали гладкие белые стены. Больше всего на свете нашему герою хотелось побыстрее покинуть это проклятое место.

– Выпусти меня, – взмолился он, оборачиваясь к хозяйке.

– А как же дальше-то жить будешь? Изведет тебя морок.

– Пусти ради Христа!

Ведьма вздрогнула и отпрянула от Валеры. И тут Десяткин обнаружил, что перед ним… Мара! Точно она! «Неуловимый» взгляд, холодная улыбка. Но она – одновременно – была и той древней старухой с крючковатым носом и острым подбородком. Он стоял как вкопанный посреди комнаты, а ведьма медленно, как бы пританцовывая, двигалась к нему, вытянув перед собой костлявые руки. Ветхое тряпье свалилось с нее, и отвратительное в своей наготе тело, коричневое и заскорузлое, словно мумия, приближалось все ближе и ближе. Тут бы нашему герою оборонить себя спасительным крестом, очертиться хотя бы кругом, но увы… Не владел Валерий Павлович Десяткин секретами борьбы с нечистой силой, не знал простейших приемов, даже «Вия» не читал. И для кого только творил Николай Васильевич Гоголь?