Алексей Атеев - Девятая жизнь нечисти

– Вон даже как! – усмехнулся Хаим, а Наумчик весело спросил:

– Да на кой он тебе? Ну был бы хоть комсомолец… А то посмотри: одет-то как старый дед, да к тому же в рванину.

– Он хороший… любит меня… А одет плохо, потому что сирота. Нет у него никого, кроме матери…

– Отца петлюровцы зарубили во время погрома, – пояснил сыну Хаим и строго спросил дочь: – Значит, любит? Откуда ты знаешь, если с ним не встречаешься?

– Ладно, папаша, будет вам, – вступился за сестру Наумчик. – Пускай себе любит, дело молодое… Только вот одна закавыка есть. Допустим, вы поженитесь, а кушать чего будете? Он, кстати, где-то работает?

– На мельнице счетоводом был… – сказала девушка.

– Был?!

– Выгнали, – пояснил Хаим. – Не вписался со своими пейсами в трудовой коллектив. Чуждым элементом обозвали и дали пинка под тощий зад.

– Чуждый элемент – в наше время очень плохо, – огорченно произнес Наумчик. – Это как клеймо. Раз поставили, больше не избавишься… Так вот, сестричка, связав жизнь с подобной личностью, ты заранее обрекаешь себя на прозябание. И в этом захудалом городишке вы будете самой захудалой парой.

В этот момент Моисей, за которым все трое продолжали наблюдать, видно, решившись на что-то, рванулся к крыльцу.

– О! – воскликнул Наумчик. – К нам как будто гость сейчас пожалует.

Ента закрыла лицо руками, а косоглазый Хаим набычился, словно собирался вступить в драку.

Однако юноша возле самой входной двери резко остановился, махнул рукой и, развернувшись, побежал прочь.

– Ну вот, испугался, – захохотал Наумчик. – Слабоват твой молодец, Ентеле. Даже в дом зайти не решается, не то что руки твоей попросить.

– Тоже мне зятек выискался, – презрительно произнес Хаим. – Ты и вправду хочешь за него? Смотри, прокляну.

– Я выйду замуж за того, на кого вы мне, папа, укажете, – еле слышно произнесла Ента.

– Ну вот и хорошо, дочка, – удовлетворенно произнес Хаим.

А вскоре в дом пожаловал Соловей. Как-то к вечеру перед Хаимовым крыльцом остановился запыленный «Форд». За рулем сидел красноармеец. С подножки соскочил черноголовый оголец, показывавший дорогу, и, шепелявя, произнес: «Вот ихина хата». Из машины вылез высокий человек в военной форме и с интересом огляделся вокруг. Входная дверь распахнулась, на пороге появился сияющий Наумчик, на ходу застегивавший гимнастерку. Они обнялись, и Наумчик повел военного в дом.

– Вот, папаша, познакомьтесь: мой боевой товарищ – Николай Иванович Соловей, – представил гостя Наумчик.

Хаим во все глаза разглядывал гостя. Он представлял его несколько иначе. По цветистому описанию сына выходило, что появится этакий громадный, грозный рубака навроде махновских орлов – в красных галифе с кожаными леями, с громадной саблюкой и в лихо заломленной косматой папахе. Однако перед ним стоял довольно молодой, лет тридцати, человек с твердо очерченным лицом и строгими глазами. Он почтительно поздоровался с Хаимом, а затем познакомился и с остальными.

Пока в доме шли лихорадочные приготовления к торжественному ужину, Соловей и Наумчик сидели на громадном кожаном диване, курили (Соловей трубку, а Наумчик папиросы) и что-то вполголоса обсуждали.

Наконец ужин начался. Хава давно готовилась к приезду знатного гостя, поэтому в грязь лицом не ударила. Стол, что называется, ломился от угощений. Радовали глаз и вызывали слюноотделение всевозможные закуски, как еврейские, так и русские. Имелись здесь: форшмак, фаршированные гусиные шейки, паштет из куриной печенки, телячья колбаса, соленые огурцы, маринованная капуста с брусникой и яблоками, да мало ли что еще. Даже копченый свиной окорок как знак уважения к гостям присутствовал. Да и напитков на столе хватало. Помимо традиционной пейсаховки, налитой в старинный штоф с царским орлом, тут имелась только что появившаяся слабенькая, тридцатиградусная, казенная водка, которую в народе окрестили «рыковкой» по фамилии наркома, а также бутылка с пестрой наклейкой – контрабандный румынский коньяк, и склянка с изюмным вином.

Кроме высокого гостя, за столом присутствовал и его водитель – Петр. Когда Хаим, отозвав сына в сторонку, робко заметил: мол, вроде негоже солдату и офицерам кушать за одним столом, Наумчик строго посмотрел на отца и вполголоса сообщил, что в Красной армии все равны.

Енту нарочно посадили напротив Соловья, и гость время от времени посматривал на нее. Сама же девушка не поднимала глаз от своей тарелки, ковыряла вилкой кусок фаршированной щуки…