Мишель Цинк - Пророчество о сёстрах

Мы входим в просторный главный зал, похожий на пещеру. В библиотеке не просто тихо — она совершенно пуста и безлюдна. Пока мы шагаем по истертому мраморному полу, я не вижу ни единого посетителя. Здесь царит пустота, но эта пустота — больше, чем просто отсутствие живых, дышащих созданий. На полках зала покоится множество нечитанных книг. Никогда раньше я не думала, что вот так, по ощущению, можно понять, читал книги кто-то или не читал, но после атмосферы любимой и дружелюбной библиотеки Берчвуда мне кажется, будто я слышу, как эти книги перешептываются, как страницы их шелестят и тянутся к читателю.

Мадам Беррье останавливается у огромного стола в центре зала и многозначительно смотрит на Эдмунда, а потом поворачивается ко мне и вопросительно приподнимает брови.

Я глубоко вздыхаю.

— Эдмунд, вы не возражаете пока осмотреться тут, или просто подождать, или… ну, что-нибудь еще.

Мне страшно неловко снова бросать его одного, однако по поведению мадам Беррье совершенно очевидно — она не хочет посвящать в наши дела никого из посторонних. Эдмунд, похоже, нисколечко не возражает. Он кивает, подходит к одному из высоких стеллажей и скрывается за ним.

Мы оглядываем библиотеку в поисках хоть какого-либо признака жизни. По обеим сторонам главного зала видны комнатки поменьше. Узкая винтовая лестница ведет на второй этаж.

— Наверное, нам следует…

Меня прерывает громкий стук каблуков, приближающийся от одной из задних комнат.

Женщина, что появляется навстречу нам, широко и приветственно улыбается. Но лишь первый миг. Стоит ей завидеть мадам Беррье, как круглое лицо вытягивается, губы сжимаются в тонкую, суровую линию.

Мадам Беррье отвечает ей ослепительной улыбкой.

— Бонжур, миссис Хардинг! Как поживаете? Славный нынче денек!

Мадам Беррье наверняка видит, с каким отвращением городская библиотекарша взирает на нее, однако и виду не подает. Она приветствует библиотекаршу точно давно утраченную подругу детства.

Женщина, которую назвали миссис Хардинг, в ответ еле заметно кивает головой — ничтожнейшая дань вежливости.

— Чем могу помочь? — спрашивает она так, будто до сегодняшнего дня мадам Беррье в глаза не видела, хотя совершенно ясно: в прошлом им не раз уже приходилось сталкиваться.

— Ну как же, миссис Хардинг, — поддразнивающим тоном заявляет мадам Беррье, наклонив голову набок и выжидательно протянув руку ладонью вверх. По накрашенным губам ее скользит легкая улыбка. — Я совершенно уверена, что вы знаете, зачем я пришла.

Миссис Хардинг суровеет еще больше. Порывшись в кармане, она что-то вытаскивает оттуда и кладет на ладонь мадам Беррье. Ясновидящая проворно сжимает пальцы, но я успеваю разглядеть серебряный проблеск и догадаться, что это ключ.

— Мерси, миссис Хардинг. Верну, когда закончу, как всегда! — бросает мадам Беррье через плечо, уже шагая в глубину библиотеки.

Очередная свирепая гримаса библиотекарши, на этот раз адресованная нам с Соней, выводит нас из оцепенения. Мы торопимся вдогонку за мадам Беррье, уже одолевшей добрую половину коридора, что ведет в глубь здания. Когда мы наконец догоняем ее, она отпирает черную дверь библиотеки и останавливается снаружи, на маленьком крылечке.

Соня недоуменно встряхивает головой.

— Куда мы идем?

Мадам Беррье взмахом руки указывает на ухоженный сад за библиотекой.

— Ответ, что вы ищете, дорогая моя, хранится не в тех книгах библиотеки, что тщательно пронумерованы, а в тех, что были выброшены из нее и валяются в небрежении.

На дальнейшие расспросы нет времени. Мадам Беррье сходит с крыльца, и мы спешим вслед за ней через идеально ухоженный садик, прекрасный даже в преддверии зимы. Когда мне уже кажется, что мы дошли до конца участка, мадам наконец заворачивает за садовый сарайчик, который, несмотря на микроскопический размер, все же находится в куда лучшем состоянии, чем развалюха, к которой мы направляемся.

Мадам Беррье достает ключ, что дала ей миссис Хардинг, и вставляет в навесной замок на двери. Ключ проворачивается со щелчком, и мадам Беррье с усилием раскрывает тяжелые, скрипучие двери. Вслед за ней мы вступаем внутрь здания — и невольно поднимаем глаза.

— Ой! Просто… просто невероятно! — Я не могу сдержать изумления в голосе — но к этому изумлению примешивается печаль. Отец, верно, заплакал бы, узрев груды книг, наваленных со всех сторон в полнейшем небрежении, как попало. — А что это за место?