Андрей Тепляков - Антитело

Настя посмотрела на него удивленно.

— Но… это ведь что-то тропическое.

— Я и не утверждаю, что там была именно эта зараза. Просто послушайте.

Федор положил свои записи на стол и стал читать:

— Первый европеец, скончавшийся от Эбола, заболел после посещения пещеры горы Элгон. Он умер в больнице города Найроби. Лечивший его врач не понимал, с чем имеет дело, и не особенно встревожился, когда во время одного из приступов, больной буквально обдал его с ног до головы хлынувшей из горла кровью. Через несколько недель врач умер.

Первый случай вспышки Эбола — 1976 год, Заир. Эпидемия вспыхнула в пятидесяти деревнях, прилежащих к реке с тем же названием. Летальный исход был зафиксирован в девяноста процентах случаев. Она прекратилась так же внезапно, как возникла — безо всякого участия человека и без каких-либо видимых причин.

Федор умолк. Обе женщины испуганно смотрели на него, позабыв о чае. Довольный произведенным впечатлением он продолжил.

— Дальше у меня описание симптомов. Но это не слишком приятно. Пожалуй, пропущу. Так… Вот!

Сентябрь 1976 года. Северный Заир, район Бумба. Тропические леса и разбросанные там и сям деревеньки, река Эбола, пересекающая район. Больница миссии Ямбуку, обслуживаемая бельгийскими сестрами. Эпидемия внезапно вспыхнула в деревнях, окружающих больницу. Как заразился первый больной, которого доставили в больницу из джунглей, навсегда останется тайной. Вначале были поражены работники больницы, но затем дело дошло и до их родственников. Слегли медсестры. Одну из сестер решил спасти священник миссии Ямбуку, доставив ее в больницу столицы Заира — Киншаса. Там она и скончалась, вызвав ужас среди медперсонала: никто ничего не понимал, а обстоятельства кончины могли и неверующего заставить поверить во что угодно, только не в здравый смысл. Палата, где она скончалась, была буквально выкрашена с потолка до пола ее кровью. Персонал отказался отмывать палату, ее просто заперли.

Чуть позже Карл Джонсон организовал плавучий госпиталь и пытался оказывать посильную помощь поселениям вдоль реки. Но вирус уже ушел. В джунгли, откуда пришел. Громыхнуло на горизонте, но гроза прошла стороной. Вирус вполне мог вспыхнуть, покрыв пламенем инфекции Заир и пойти дальше. Но почему-то этого не сделал.

Федор прочистил горло.

— От Эболы никого никогда еще не излечивали. Либо человек выживает, либо нет — очень просто.

— Но там не могло быть Эболы!

— Да. Согласен. Моя мысль сводится вот к чему — болезни, подобные Эболе появились в конце прошлого века в лесных районах Африки. До сих пор не известно ни одного случая, чтобы они проявились в более высоких широтах. Но «неизвестно», это еще не значит, что их не было. Почему бы не предположить, что эти вирусы порождает единый природный механизм? Почему бы не предположить, что в Кокошино появилась своя разновидность Эболы? Слишком уж похожи Кокошинский мор и этот вирус. Оба они взялись из ниоткуда, оба унесли почти девяносто процентов жизней, оба исчезли внезапно. Просто прекратились и все. Вот, что я хочу сказать. Этот мор прошел, как лесной пожар — выжег все, до чего дотянулся и…

Федор помахал руками.

— Ф-ф-фух!

Анна покачала головой.

— Все это ужасно. И то, что здесь произошло — тоже ужасно. Но болезнь — это не главная наша проблема.

— А что главная?

Знахарка повернулась к Насте.

— Расскажи ему.

Девушка поставила свою чашку, а Федор, пошарив в карманах, выложил на стол маленький диктофон.

— Это зачем?

— Профессиональная привычка.

— Я думаю, не стоит.

— Еще как стоит! Если мы хотим убедить в чем-то других людей, нам понадобятся все доказательства и любая информация, которая имеет отношение к делу. Рано или поздно все то, о чем мы сейчас говорим, нужно будет пересказать властям. И не один раз. Запись упростит нам задачу — ее мы сможем послать куда нужно и при этом оставаться здесь.

— Не уверена, что власти будут слушать присланную непонятно кем кассету.

— Будут. Поверь мне.

Анна смотрела на Федора и впервые за последнее время ее посетила мысль, что он действительно мог измениться. И не в лучшую сторону. То, что он сейчас говорил, звучало не очень логично, его аргументы явно были спорными, и сам Федор должен был прекрасно это понимать. Он разговаривал с ними, как с детьми, пытаясь объяснить свои намерения всеобщим благом. В глазах журналиста знахарка заметила новое выражение, и оно ей не понравилось.

— Ладно, — сказала, наконец, Настя. — Записывайте — я расскажу.