Ури Геллер - Элла

Дядя Роберт замер, кося взглядом из-за сложенных рук на пылающие свечи.

Отец стоял, протянув руку по направлению к матери, стоявшей где-то позади.

Дядя Роберт надтреснутым голосом заговорил, вспомнив, что владеет английским:

— Во имя Господа, изгоняю тебя! — ритуальные слова не могли скрыть, как ему больно.

Мать Эллы внезапно закричала.

Взмахом руки дядя Роберт велел ей стать на место.

— Ты не восторжествуешь, — выкрикнул он, обращаясь к воздуху. — Я буду бороться и одолею тебя, так же, как Иаков боролся с ангелом Господним и поверг его!

Элла, с закатившимися под веки зрачками, начала подниматься в воздух. Крест-накрест обхватив себя руками с засунутыми под мышки ладонями, подтянув колени, она медленно взмыла над стулом, как пузырек воздуха в густом масле.

Джульетта завопила.

Звуки, наполнявшие комнату, слились в один поток, а потом растворились в воздухе, как будто кто-то резко вдохнул. Элла продолжала парить. Раскаты грома внезапно отдалились.

— Нет! Нет! — умоляюще кричала Джульетта. — Уходи отсюда!

Дядя Роберт, нахмурившись, повернулся к ней и понял, что кричит она не на злых духов. В дверях, за спиной отца, стоял Фрэнк.

С его волос и одежды стекала вода, а приоткрытый рот в изумлении округлился. Он смотрел на сестру.

— Тебе же сказали! Тебе не велели! Тебе нельзя здесь находиться!

— Что она делает? — спросил Фрэнк. — Вы должны ей помочь!

— Не подходи к ней, Фрэнк! Не трогай ее!

Но Фрэнк прошмыгнул под рукой дяди Роберта и дотянулся до Эллы. Он обхватил ее за ноги и потянул вниз, на стул. Потом он обнял ее за шею, и зашептал:

— Я не боюсь, Элла! Я не боюсь…

Элла озадаченно огляделась. Язычки свечей сжались и начали гаснуть. Она не помнила, зачем они здесь оказались. Не помнила, почему отец и дядя Роберт стоят над ней. По лицу дяди Роберта стекала кровь, а отец был бледен как мел.

Она не понимала, почему брат, промокший от дождя, обнимает ее. Не понимала — хотя и не спорила, когда отец, с несвойственной ему мягкостью, обнял их за плечи и развел по спальням. Он сказал, что им с дядей Робертом надо поговорить.

Должно быть, она заснула. Ничком лежала на постели, когда очнулась и ощутила, что широкие джинсы неприятно липнут к бедрам. Перевернувшись, увидела узкое темное пятно, расползшееся по складке у верха штанины.

Расстегнув молнию на брюках, Элла увидела, что ее трусики сильно испачканы кровью. Но боли не было. Сначала она было подумала, что поранилась внизу, когда… когда… она не могла вспомнить, что там происходило.

Тронув пальцем кровяное пятно на ноге, она вдруг догадалась. Это пришли первые месячные.

Монти Белл уселся за чей-то стол, и стал рыться в почте. Другие репортеры «Бристоль Ивнинг Геральд» давным-давно отправились по домам, и кроме двух помощников редактора некому было увидеть, как он сует свой нос в чужие кабинеты. Но одна из них была слишком занята, а другой — слишком пьян, чтобы обращать на это внимание.

Вообще-то, в этом не было ничего необычного — в том, что Монти слоняется по редакции после одиннадцати вечера. Ничего конкретного он не искал — просто что-нибудь, чтобы убить время, вот и все. Тему для пресс-релиза. Журнал, чтобы пролистать. Так, все что угодно, — если уж нет надобности спешить домой.

По ходу дела он разговаривал сам с собой.

— Так-так, политика и ресурсы, протоколы… должно быть, старые. Тридцатое ноября. И зачем она до сих пор держит это на столе? Какой бардак… Ничего свеженького. Так уж бывает в чертово Рождество — да, Джим? Ничего не происходит, — бормоча себе под нос, Монти будто вел диалог с кем-нибудь из задержавшихся в офисе коллег, впрочем, не ожидая ответа.

Редакционный народ старался не отвечать на попытки Монти Белла завести разговор. Потом не отвяжешься. Стоит хоть словом обмолвиться — и он будет слоняться за тобой повсюду, отчаянно навязывая продолжение беседы. Попавшему в его сети не видать спасения. С него бы сталось даже в сортир за человеком потащиться, не говоря уж про лифт или автостоянку. Бубнит и бубнит — и еще отвечай ему…

И ведь не то чтобы он был плохим репортером. Всегда рвется в бой, всегда готов высидеть до последнего словечка на самой скучнейшей из скучных конференций. Всегда докапывается до сути — и никогда не стыдится вернуться, и задать еще парочку вопросов.

Вовсе не плохой репортер. Просто одинокий. Но он держал себя в форме, одевался опрятно, и даже с некоторым изяществом. Не то что Джим Райт, помощник редактора, погрузившийся в свои навеянные парами виски грезы прямо на рабочем столе, в рубашке, которую не менял со среды.