— А я и не хочу ничего обсуждать. Я и так отлично все знаю… Положи первый кусок папе, Элла.
— Не желаю больше это обсуждать, — продолжал бубнить Кен.
— А я и не прошу.
— Перестаньте ссориться, — сказала Элла, уткнув подбородок в кружевной воротник праздничного платья. Родители проигнорировали ее.
— Я же здесь, разве нет? — фыркнул отец. — Чего тебе еще надо?
— Я только хочу, чтобы ты поступил как лучше, — тщательно подбирая слова, заговорила Джульетта. Ее рука безостановочно теребила скатерть. Она так и не научилась думать по-английски, да что там — четырнадцать лет и девять месяцев назад она не знала по-английски ни единого слова. Она попросту сбежала из отцовского дома в Орлеане и голосовала на дороге, а кончилось все тем, что Кен и его друзья увезли ее в Англию на своем фольксвагене-комби.
Думала она всегда по-французски, и ей приходилось очень аккуратно переводить собственные мысли.
— Ну, разумеется, по средам у нас Марша!
— Да! Марша! И что?
— Вот ты сам и сказал! Значит, Марша у нас по средам…
— Я ничего не говорил. Это ты заговорила про Маршу.
— Да, конечно, — мгновенно отреагировала жена. — Я виновата! Это я сказала. Прости!
— Я даже и не заикался. Это ты, ты начала это все, да еще при детях!
Элла никогда не видела Маршу. Она и имени-то ее прежде не слышала. Марша не приходила к ним в гости, не сидела рядом с ними на службе в церкви. Тем не менее, Элла отлично знала, кто такая Марша. Сколько она себя помнит, вечно были какие-нибудь Марши. Около семи вечера Кен выходил из дому, перекинув через плечо спортивную сумку, и следующим утром во время завтрака его место за столом пустовало. Вот такие у них были среды с воскресеньями.
— Конечно, воскресный вечер — уже совсем другое дело, — продолжала Джульетта. — Никаких Марш. Может, Эйлин? Надеюсь, я правильно назвала ее имя? Я всё время путаюсь в их именах!
Кен весь подался вперед. Его широкие плечи, казалось, еще раздулись от злости.
— Эй-лиш, — поправил он с недоброй усмешкой. — Ее зовут Эйлиш.
Его тень нависла над столом. Это имя — Эйлиш — было его последним словом в споре, за ним оно и останется. Он не станет больше ничего обсуждать.
Джульетта кивнула. Ее ногти, без следа маникюра, продолжали теребить белую скатерть.
— Элла! — Кен Уоллис откинулся на спинку стула и уставился на дочь. — Мать же велела тебе задуть свечи!
Один тонкий розовый столбик на торте продолжал гореть.
— Я задула, — пробормотала Элла.
Отец ткнул в сторону свечки пальцем.
— А это тогда что такое?
Элла встала и попыталась задуть последнюю свечку. Но пламя снова вспыхнуло.
— Это что, свечка-розыгрыш? — встревоженно спросила Джульетта. Она ничего не понимала в розыгрышах.
— Так значит, ты тратишь свои карманные денежки на дурацкие шутки, Фрэнк? — громыхнул отец. Фрэнк выпрямился на стуле, отрицательно мотая головой. Свечка была не из шуточного набора.
Элла вновь попыталась задуть огонек. Фитиль одно мгновение чадил, но потом опять разгорелся.
Кен поплевал на пальцы и, загасив пламя, вытащил хрупкий стерженек из держателя и смял его в ладони.
— Пшик! — сказал он.
Джульетта и Элла опустили глаза. Молчание нарушил Фрэнк:
— Пап, а можно мне еще кусочек торта?
— Ты свою комнату убрал? Ну, тогда…
Фрэнк еще и ножом не успел двинуть, как торт приземлился глазурью вниз около стула Джульетты. От смачного шлепка даже стол сотрясся (торт упал на пол, и от этого сотрясся СТОЛ? Как-то нереально).
— Элла! Ты что это себе позволяешь?! — Отец ухватил ее, как котенка, за кружевной воротник, и стащил со стула.
— О Боже! Только гляньте, какой бедлам! — вскрикнула Джульетта.
— Не могу поверить, что ты посмела такое устроить! — загремел Кен.
— Я ничего не делала, — в ужасе запротестовала Элла, покачиваясь в зажатом отцовским кулаком платье. Она знала, что если уж отец за нее взялся, то лучше не дергаться.
— Не лги мне! Я видел, как ты это сделала.
— Я его и пальцем не тронула! — взмолилась она.
— Не смей, — тут он посильнее тряхнул ее, — не смей мне врать, девочка моя, даже не пытайся — только хуже сделаешь!
— Господи, это пятно никогда не ототрется!
— Не поминай имя Господа нашего всуе, женщина, — прикрикнул Кен на жену. Бисквит и начинка из джема так впитались в полиэстеровый ворс ковра, как будто их туда втаптывали сапогами. — Элла сама всё отчистит. Правда, моя девочка?
— Да, папа, да!
Читать дальше