Ури Геллер - Элла

Руки Кена потянулись к брючному ремню.

— Знаешь, что я думаю? — спросил он, расстегивая пряжку. — Я думаю, тебе нравится вся эта шумиха. Так ведь? Тебе нравится, когда все твои приятели глядят на тебя разинув рты. Ну так вот — они тобой вовсе не восхищаются. Не думаешь же ты, что тебя станут уважать за то, что ты воруешь? И знай — ты заставляешь Господа себя ненавидеть.

Она не могла его слушать — только смотрела, как толстая черная полоса ремня с серебряным крестом на пряжке складывается вдвое в отцовских руках.

— Я тебе покажу, что это такое — обратить на себя внимание твоего отца. Ты знаешь, как поступают с ворами в некоторых языческих странах? Они отрубают ворам руки. Руки, которые согрешили против Господа, — с этими словами он зажал в одной руке обе ее кисти. — Если твоя правая рука соблазняет тебя, говорил Иисус, отсеки ее и брось от себя. [7] Евангелие от Матфея, 5:27. Так сказано в Писании? Так?

— Пожалуйста, папочка! Я ее не крала!

— Ты имела в виду — хотела бы не красть ее? И я собираюсь сделать так, чтобы тебе хотелось этого еще больше. Не ной, только хуже сделаешь!

Кен Уоллис размахнулся и хлестнул по раскрытым ладоням дочери ремнем. Перекладина креста врезалась в подушечку большого пальца Эллы. Жгучая боль от удара обвилась вокруг пальцев раскаленной проволокой.

Он снова ударил ее, и половинки раздвоенного жала ремня хлопнули друг о друга с громким треском.

Он еще раз ударил — и серебряная пряжка взорвалась.

Со звуком, похожим на ружейный выстрел, металл раскололся, едва коснувшись покрывшихся волдырями ладоней Эллы.

Кен в изумлении поднес к лицу разодранный конец ремня. Он все еще сжимал кисти Эллы — так сильно, что они затекли. Все, что осталось от пряжки, — повисший на лоскутке шпенек. Его взгляд забегал по полу в поисках серебряного креста.

— И куда это он подевался? — бормотал он.

— Папа, отпусти меня.

Он оттолкнул ее руки.

— Убирайся в свою комнату!

Когда Элла добралась до двери, отец стоял на коленях, обшаривая ковер. Она протиснулась мимо матери и Фрэнка, стоявших в холле, ринулась наверх и упала, свернувшись калачиком, прижимаясь спиной к двери, и зажав пульсирующие болью ладони под мышками. Она тихонько всхлипывала, стараясь, чтобы внизу ее не услышали.

Пролежав так минут двадцать, глядя время от времени на темнеющие на ладонях багровые рубцы, Элла услышала голос брата:

— Элли! Элли!

Она ответила не сразу.

— Ты там, Элли? Папа не сделал тебе больно, нет?

— Со мной все нормально, — прошептала она в ответ.

— Фрэнк! Чем это ты занимаешься? — раздался голос матери.

— Я иду в туалет, мам.

— Отец велел тебе не ходить к Элле, и не разговаривать с ней.

— Я не собирался, мама.

Элла услышала его торопливые шаги и звук спускаемой воды, чтобы оправдать эту маленькую хитрость. Через несколько секунд под дверь просунулся сложенный листок бумаги, и пол задрожал от топота спускавшегося по лестнице Фрэнка.

Круглая рожица с двумя точками вместо глаз, и бананом на месте улыбающегося рта, была нарисована на выдранном из блокнота листке. Она знала, что это значит: «Don’t worry, bе hарру». Любимая песенка Фрэнка. Он терпеть не мог, когда Элле бывало плохо.

В этом весь Фрэнк. Грустить для него значило просто зря терять время. Когда Элле было грустно или плохо, он потихоньку вытаскивал из кошелька Джульетты тридцать пенсов, и покупал сестре батончик «Марс» в лавочке на углу. Обычно это срабатывало. Когда над домом нависали тучи, и бодрость была не к месту — а так чаще всего и бывало, — Фрэнку приходилось сидеть тихо и помалкивать. Его это ужасно доставало. Ему было всего семь, но иногда Элла видела, как он вцепляется обеими руками в свои непослушные кудряшки, и дергает их, сходя с ума от постоянного молчания. Когда Джульетта впадала в уныние, он ловил ее руки и приплясывал вокруг, пытаясь расшевелить ее. Ему необходимо было вопить и носиться сломя голову двенадцать часов в сутки, но его матери даже смотреть на него было утомительно.

Когда родители ссорились, а Фрэнк сидел угрюмый и неподвижный, Элла слышала, как в нем нарастает не находящая выхода энергия. Слышала буквально, как скрежещущий рокот, вроде радиопомех, которые появляются вблизи работающего электрогенератора. Фрэнк и был таким генератором: Кен говорил, что к этому мальчишке можно лампочку подключать, и, возможно, он был не так уж далек от истины.

Иногда, закрыв глаза и мысленно сконцентрировавшись, Элла могла увидеть образы, которые видел ее брат. Она порой пользовалась этим, когда скучала по нему — когда они были на уроках в разных школах, или когда Фрэнка посылали в лагерь скаутов. Просто чтобы знать, где он и что с ним. У нее даже был для этого особый способ — она представляла себе телеэкран. На этом экране, как фильм, пущенный наоборот, возникали образы того, что Фрэнк видел перед собой. Если он был в школе, появлялось лицо учителя, учебники на столе, затылки его одноклассников. Если он был на стадионе, она видела летящий мяч, и слышала возгласы брата.