Светлана Крушина - Тьма… и ее объятья

— Что случилось? — Лорена поднялась следом, испуганно на меня глядя.

— Мне нужно идти! — ответил я отрывисто и, не тратя время на прощания, почти бегом ринулся прочь из дома.

Никого не встретив по пути, я выскочил на улицу, в распахнутой куртке, встрепанный, с полной сумятицей в мыслях. Меня обуревали дурные предчувствия. Но все они разом схлынули, когда в свете фонаря я разглядел на водительском месте длинную угловатую фигуру Хозе. Подойдя ближе, я убедился, что он спит, притом крепко. Пришлось трясти его за плечо, чтобы разбудить. Хозе неохотно разлепил мутные со сна глаза и уставился на меня.

— Привет, — сказал он, потягиваясь. — Сколько времени?

Часы показывали пять утра. Ужас! Сколько же времени я провел с Лореной? Если Кристиан обнаружил мое исчезновение, наверное, он уже с ума сходит. Или мчится сюда. Не дурак же он, в самом деле…

— Что ты там столько времени делал? — поинтересовался Хозе.

— Давай возвращаться, — сказал я, забираясь в машину. — Нам бы засветло вернуться.

Хозе включил зажигание и стал разворачивать "Ауди".

— Сам не понимаю, как это я отрубился, — разглагольствовал он в процессе. — Что-то вдруг прям накатило, но с того, ни с сего. После того, как я с этим парнем поболтал…

— С каким парнем?

— А хрен его знает. Темно было… Я тебя ждал, ждал, устал уже, решил пройтись немного, ноги размять. Болтался тут перед домом, и вдруг на какого-то парня наткнулся. Устроил мне форменный допрос: мол, кто я, откуда, зачем явился… Я подумал, что это кто-то из охранников, ну и послал его куда подальше. А он засмеялся и говорит: мол, я и так все про тебя знаю, зовут тебя так-то, живешь ты там-то, а приехал сюда с другом. Я глаза на него вытаращил, а он хлопнул меня по плечу, сказал, бывай, мол, и утек куда-то во тьму. Тут меня и разморило вдруг.

— А как он выглядел? — спросил я, внутренне холодея.

— Говорю же: темно было! Невысокий, щуплый вроде, а лица не видел. А что?

Я молчал, кусая губы. Черт знает что! кажется, я знал, с кем беседовал Хозе. Но что это могло значить?..

Вернуться в комнату тем же путем, каким я сбежал, было затруднительно, но мне было плевать. Было еще темно, не светало. Попрощавшись с Хозе, я нагло прошел перед полицейской машиной и поднялся на крыльцо. Дверь была заперта, я покопался в кармане, выудил ключ и как можно тише вставил его в скважину. Но дверь без всяких усилий с моей стороны вдруг распахнулась, и на пороге выросла фигура Кристиана.

— Доброе утро, — сказал он устало. — Где ты был?

— Я…

Кристиан жестом остановил меня.

— Заходи, не стой в дверях. Ездил к Лючио, верно?

Я почувствовал, что краснею, но сказал с вызовом:

— Ну и что из этого?

— Ничего, — ответил Кристиан так, что мне немедленно стало стыдно за свой тон. — И как, побеседовали?

— Нет, Лючио до меня не снизошел. Прислал Лорену…

В усталом взгляде Кристиана мелькнул интерес.

— Вот как? И что она?..

Вспомнив свой разговор с Лореной, я смутился так, что запутался в рукавах куртки, которую как раз снимал, и ответил далеко не сразу.

— Я… Крис, можно, мы не будем говорить об этом?

Синие глаза Кристиана вспыхнули и, как мне показалось, вонзились прямо мне в мозг. Он что-то понял из моего молчания и смущения, кивнул и, не говоря ничего, развернулся и ушел в комнаты. Я продолжал раздеваться в одиночестве. На душе было как-то гадостно. Лучше бы Кристиан наорал на меня.

Я ждал расспросов со стороны полиции: уже если копы не заметили мой побег, то уж точно должны были видеть, как я вернулся. Но никто ни о чем меня не спрашивал. То ли Райс просто принял доклад своих ребят к сведению и продолжал молча собирать факты (странные факты о моем странном поведении), то ли… то ли никакого доклада не было, и копы проспали все интересное. Допускал я и третий вариант развития событий: Кристиан просто поработал над моими стражами и внушил им, что ничего не было. Почему-то этот вариант казался мне наиболее правдоподобным.

–

–

Несколько дней ничего не происходило. Совсем ничего. За окнами бушевала метель, такая сильная, что временами снег полностью залеплял окна. Выл ветер. Позвонил Хозе и сказал, что занятия в школе, даже в старших классах, отменили из-за непогоды, но я все равно не собирался идти на уроки. Я бесцельно перемещался из своей комнаты в гостиную и обратно, брал книги и клал их снова на полки, не в силах читать. Подолгу сидел у окна, глядя на белую улицу (у дома по-прежнему дежурила полицейская машина, превратившаяся в сугроб; я сочувствовал маявшимся в ней парням). Слушал музыку. Много думал: об отце, о Кристиане, Лючио, Агни. Особенно много думал о Лорене. Теперь, спустя несколько дней, прокрутив события той ночи в голове не один раз, я больше не испытывал к Лорене тех щенячьих, умилительных, очень детских чувств, что владели мною в течение нескольких часов, пока она держала меня в объятьях. Но я не мог думать о ней с прежним равнодушием и холодной отстраненностью. Меня не отпускала мысль, что я бросил ее, предал, оставив в руках Лючио и не попытавшись увести с собой. Эта мысль, и мысль об Агни, мучили меня. С ними я просыпался и засыпал. Нужно было что-то делать, но что?