Брэм Стокер - Граф Дракула, вампир (сборник)

Его прервал профессор:

— Каким образом?

— Заставляя: их возникать точно так же, как он создавал мух при свете солнца. Громадные, жирные мухи с крыльями, которые блистали сапфирами и сталью; а ночью — громадные бабочки с черепами и скрещенными костями на спинах.

Ван Хелсинг кивнул и пробормотал, обращаясь ко мне:

— Aclierontia atropos — так называется бабочка «мертвая голова».

Больной продолжал, говорить без остановки:

— Он начал шептать: крысы, крысы, крысы. Появились сотни, тысячи, миллионы крыс, все живые; и собаки, уничтожавшие, их, и кошки. Все живые, с красной кровью, многолетней красной кровью; не простые, обыкновенные мухи... Я засмеялся над ним, потому что мне хотелось посмотреть, что он в состоянии сделать. Тогда завыли собаки за темными деревьями в его доме. Он подозвал меня к окну. Я встал и подошел, а он поднял руки и, казалось, призывал кого-то, не произнося ни единого звука. Темная масса насела на траву, появившись, словно огненное пламя; и когда он движением рук раздвинул туман вправо и влево, я увидел, что тут кишмя кишели тысячи крыс с такими же огненными красными глазами, и они все замерли: и мне казалось, что он говорит: «Все эти жизни я подарю тебе, и еще больше, на множество веков, если ты на коленях поклонишься мне». Красное облако цвета крови спустилось на мои глаза, и, прежде чем я сообразил, что делаю, я открыл окно и сказал ему: «Войдите, господин и учитель». Крысы исчезли, а он проскользнул в комнату сквозь окно, хотя я приоткрыл его всего лишь на дюйм,— подобно тому как луна проскальзывает сквозь малейшую щель,— и явился предо мной во всей своей красоте и величии.

Его голос делался все слабее, так что я снова смочил ему губы бренди, и он продолжал, но его память будто утомилась за это время, и, возобновляя рассказ, он шагнул далеко вперед. Я хотел остановить его, но Ван Хелсинг шепнул:

— Не мешайте, пусть продолжает. Не прерывайте его; он не может вернуться назад и, пожалуй, не сможет продолжить, если потеряет нить рассказа.

Ренфилд продолжал:

— Весь день я ждал вести от него, но он ничего не прислал мне, даже ни одной синей мухи, так что, когда взошла луна, я был порядочно зол на него. Когда он, даже не постучавшись предварительно, вновь проскользнул в окно, хотя оно и было закрыто, я был вне себя. Он издевался надо мной, и его бледное лицо проступало в тумане с красными, сверкающими глазами, и у него был такой вид, точно это место принадлежало ему, а я был. ничто. И даже прежнего запаха не было от него, когда он прошел мимо. Я не мог удержать его. Мне только показалось, будто в комнату вошла миссис Харкер.

Мужчины, сидевшие на постели, поднялись и встали позади Ренфилда, так что он не мог их видеть, зато они могли лучше слышать. Они молчали, но профессор вздрогнул; его лицо стало еще суровее. Ренфилд продолжал, ничего не заметив:

—Когда миссис Харкер пришла ко мне сегодня днем, она была не такая, как прежде; знаете, бывает чай, сильно разбавленный водой.

Тут мы пошевелились, но никто не сказал ни слова. Он продолжал:

— Я не догадывался, что она здесь, пока она не заговорила: она была не такая, как прежде. Мне не нравятся бледные люди; я люблю людей, в которых много крови, а ее кровь, казалось, вытекла. Я не думал об этом тогда; но, едва она ушла, я стал думать об этом, и меня сводила с ума мысль, что он отнимает у нее жизнь!

Я почувствовал, как все содрогнулись, содрогнулся и я; но мы молчали.

— Итак, тогда он явился сегодня ночью, я был готов принять его. Я видел, как скользил туман, и я схватил его крепко. Я слышал, что сумасшедшие обладают сверхъестественной силой, а так как я знал, что временами я сумасшедший, то и решил использовать свою силу. И он тоже почувствовал это, потому что должен был выступить из тумана, чтобы бороться со мной. Я стойко держался; и я думал, будто начинаю одолевать, так как не хотел, чтобы он отнимал у нее жизнь, но, когда я увидел его глаза, они прожгли меня и моя сила стала подобна воде. Он осилил меня и, когда я цеплялся за него, поднял меня и бросил наземь. Красное облако застлало мне глаза, я услышал звук, подобный грому, и туман стал просачиваться под дверь.

Его голос делался все слабее, а дыхание становилось все более хриплым. Ван Хелсинг машинально выпрямился.

— Мы знаем теперь самое худшее,— сказал он.— Чудовище здесь, и нам известно, с какой целью. Может быть, еще не поздно. Вооружимся, как в ту ночь, но не будем терять времени, каждая секунда дорога

Не надо было вовсе напоминать нам об этом, и без того мы понимали, в чем дело. Мы поспешили в свои комнаты за теми предметами, с которыми ходили в дом графа У профессора вещи были наготове, и, когда мы встретились с ним в коридор, он сказал, многозначительно показывая на них: