Роберт Маккаммон - Грех бессмертия

Заперев за собой дверь, Эван, тяжело дыша, сполз на пол у одной из стен подвала. Он долго прислушивался, но не слышал ничего, кроме редких выкриков воительниц в лесу; постепенно эти крики смолкли, как полузабытое эхо. По размерам полуподвал был почти такой же, как и в его доме, деревянная лестница вела наверх, к закрытой двери. Груды ящиков содержали всякий мусор: старую одежду, пропахшие плесенью и сыростью журналы, сломанную лампу, разбитые цветочные горшки. В углу валялся стул без одной ножки, и рядом с ним стояла жаровня на роликах и пара канистр со спиртом для розжига угля. Около двери из стойки выглядывали всевозможные садовые инструменты: приспособление для уничтожения сорняков, ручная лопатка, скатанный зеленый шланг. В углу рядом с Эваном стоял мешок с удобрениями.

Ему ничего не оставалось делать, кроме как дожидаться рассвета, до которого все еще оставались долгие часы. Он закрыл лицо руками и постарался уснуть, но каждые несколько минут ему казалось, что фигура из кошмара проскользнула в подвал и медленно крадется по полу к нему, и он открывал глаза с криком, готовым вот-вот слететь с его губ.

Когда он все же уснул, ему приснился сон: огромное красно-оранжевое пламя заполнило небо почерневшим тлеющим пеплом и обгорелыми кусками древесины. Потом он увидел маленькие язычки пламени посреди руин, черные обуглившиеся дома, кирпичи, обваливавшиеся со стен по мере того, как пятно багрового дыма наползало на горизонт. Ему привиделось призрачное место, где медленными ленивыми спиралями скручивался пепел, и ни трава, ни цветы не росли среди растрескавшихся обугленных руин и почерневших полей.

Даже во сне Эван понял, что такая судьба ждет Спэнглер или Марстеллер, или Сан-Бенедикт, или любой из дюжины маленьких городков, окружающих Вифаниин Грех, когда всадницы начнут разъезжать в полную силу. Когда амазонки научат своих дочерей обращаться с огненным топором ярости и мести, а эти дочери научат своих собственных дочерей, и злоба, жестокость и кровожадность будут передаваться по наследству из поколения в поколение. Их страсть к насилию обратится против целых общин. Они будут наносить свои удары по ночам, быстро и без предупреждения, и эта местность станет местностью призрачных городов, где собаки воют в темноте и пронзительный крик орла разносится среди руин. Рассказы об этом ужасе, передаваемые шепотом, превратят эти места в покинутую, населенную призраками зону, но в Пенсильвании еще найдутся люди, которые по неосторожности проедут по 219 шоссе, пролегающему около деревни Вифаниин Грех. И для этих людей пути назад уже не будет.

Сон исчез.

Жаркий белый солнечный свет коснулся лица Эвана. Он проснулся так же, как просыпался во время войны — настороженный, с ясным сознанием, уже вырабатывающим шаги, которые необходимо предпринять, чтобы остаться в живых. Он перебрался из полосы света в тень, где ему необходимо было спрятаться. Птицы пели на деревьях, и Эван услышал вдалеке автомобильный сигнал, вероятно в районе Круга. Через дверь с четырьмя панелями — нет, теперь уже с тремя — он поискал глазами солнце. Вероятно, время приближалось к восьми часам. Что-то сверкнуло серебряной искоркой в темно-синем небе: самолет, летящий в аэропорт в Джонстауне. Он подумал, что же эти твари думали о самолетах, небоскребах, автомобилях и океанских лайнерах, о телевидении и электрических консервных ножах, о газонокосилках и о тысячах других предметов, которые он воспринимал как само собой разумеющееся. Что эти твари понимают о современном мире и как они могли привыкнуть к нему? Но Эвану казалось, что обладая телом, они также должны обладать памятью, интеллектом и быть личностями в некоторой степени; он видел, как женщина, сидящая перед ним в кабинете, скользила между двумя мирами — от Катрин Драго к той силе, что обосновалась внутри нее, и обратно. Возможно, сущность амазонки пряталась глубоко за личностью Драго, пока не наступала необходимость вынырнуть из нее в полную силу своего буйства и дикости. То же самое происходило и с остальными. Даже язык, на котором они изъяснялись, колебался между двумя мирами: голос, говорящий по-английски, и этот гортанный леденящий рык.

И в этот момент он подумал о Кэй, лежащей в клинике, пока амазонка по имени Оливиадра медленно завоевывала ее душу. Он провел руками по лицу. Когда превращение закончится, останется ли в Кэй хотя бы частица той женщины, которую он знал и все еще любил, или же Оливиадра полностью загасит в ней искру жизни? Мне необходимо пойти к ней! — завопил его внутренний голос. Мне необходимо пойти и забрать ее оттуда! Нет. Еще нет. Они убьют тебя до того, как ты сможешь выбраться с Мак-Клейн-террас. Но тогда как? Как, Господи, я собираюсь освободить свою жену? И что случилось с Лори? Он был уверен, что они не повредили ей, но мысль о том, что они предпримут, вызвала у него озноб.