Олег Егоров - Вепрь

"Кто умеет ждать — получает все, — наставлял нас в разведшколе Паскевич. — Юй цинь гу цзунь. Такова китайская военная стратагема: хочешь схватить — прежде отпусти. Стратагема завоевания сердец". Паскевич заставил нас выучить все эти стратагемы, как устав партии, на зубок. Не полагаясь на нашу сметку, он требовал во всем руководствоваться мудростью китайских военачальников. Мы их затверждали, как ученики приходской школы, и всякое утро начиналось с экзаменовки. "Стратагема Кайроса!" — сверлил меня Паскевич. "Постоянная и всесторонняя готовность использовать для обретения преимущества любые шансы", — бормотал я, спотыкаясь на словах. "Психологическая готовность, — поправлял настырный Паскевич. — Шунь шоу цянь ян. Что значит — увести овцу легкой рукой".

"А как ее увести?! — размышлял я спустя год у костра. — Белявский не овца. Он специалист по ядам". И тут же получил на этот счет подтверждение, хотя уже начал сомневаться. О змеях ветеринар не обмолвился до того ни разу. "Всегда яд в боковом кармане носит, — пробормотал себе под нос Михаил Андреевич. — Боится живым в плен попасть к бестиям краснопузым".

— И все же прервемся. — Я закрыл тетрадку. Ольга Петровна не откликнулась.

На другой день у нашего дома опять затарахтел мотоцикл. Я, разлепив глаза, приподнялся на подушке. Анастасия Андреевна повязывала голову шалью перед зеркалом.

— Доктор, что из родильной, велела нынче быть на УЗИ, — заметив мое тревожное отражение, пояснила она. — И незачем так волноваться. Здесь женские дела. Ты не заметишь, как я вернусь. Она сказала, что непременно следует пройти серию. И заранее можешь радоваться: мы скоро узнаем, что у нас будет мальчик.

— УЗИ?! — Я вскочил, натягивая джинсы.

"Если эта серия на вооружении в израильской армии, — лихорадочно прикидывал я, пытаясь воткнуть левую ногу в правую штанину, — то проходить мы ее не станем! Если это то, что я предполагаю, то мы его и вовсе не станем проходить! Мы и так прошли более чем!"

— Ты удивишься, — сообщила мне Настя. — У них там, оказывается, поставлено весьма иностранное диагностическое оборудование из столицы.

Навязчивая мысль не оставляла меня с тех пор, как я узнал подробности операции "Феникс". "Почему в экспериментах академик использовал только местных детей? ДНК и группа крови — глупости. Китайская ширма. Брать ребятишек из детдома было куда безопаснее и проще. К тому же гораздо шире диапазон для поиска нужного материала, как выразился бы "уволенный" заведующий клубом. Паскевич, с его неограниченной властью, поставил бы зоотехнику любые "образцы" в любом количестве. Главное, что и с родственниками куда меньше хлопот".

В поисках истины я еще сутки назад заглянул к продавщице Дусе, которая, как я разведал, успела от греха отослать своего трехлетнего сынишку к тетке в Саратов. "Умер, — подавленно молвила Дуся в ответ на мои расспросы о самочувствии мальчика. — Плохо умер. Рак мозга. В Саратове и схоронили голубка моего". Не сдержавшись, она разрыдалась, и я поспешил ретироваться.

Мыслям моим, однако, не хватало завершенности. И вот извольте — последний штрих: "весьма иностранное" оборудование. В заштатном-то роддоме!

По этой причине я, приветливо кивнув лесничему, залез под кожух в коляску — Настя, решительно отказавшись от путешествия в люльке, уже устроилась на заднем сиденье мотоцикла, — и мы отправились в район.

"Теснимый с монгольской стороны превосходящими силами 35-й дивизии Неймана и преследуемый нашей красной партизанской конницей Щетинкина, барон маневрировал, — продолжил я поздно вечером чтение, когда Анастасия Андреевна отдыхала после трудного для нас обоих дня. — Он был отчаянно отважен и хитер. Он умел воевать как никто, этот последний белый генерал, в одиночку уже сражавшийся со всей Советской Россией. И ему опять удалось пробиться на юг. У села Ново-Дмитровка он принял бой с нашей пехотой".

Ольга Петровна слушала меня внимательно, отложив даже непременное рукоделие. Она вся была там, где-то в степях и сопках, на стороне барона. Генерал-лейтенант Унгерн сейчас был ее героем.

"Все потеряв, и даже веру своих преданных бурят в его "немеркнущую звезду" с фамильного герба, вышитую на штандарте, — читал я, бросая время от времени взгляд на Ольгу Петровну, — Унгерн принял решение уходить с дивизией в Тибеты. Настал мой час. Михаил Андреевич в Тибеты не собирался. Я бинтовал съеденные язвами бабки породистого скакуна, когда разъяренный Унгерн подлетел верхом к обозу и стал орать на Белявского.