Олег Егоров - Вепрь

— Лови. — Я бросил ему карабин и забрал со стола "Вальтер" с гранатой. — Где зоотехник с Паскевичем?

Сержант указал заскорузлым пальцем на боковую дверь, обитую, как и стены, бледно-зеленой материей и оттого сразу мной не замеченную.

— Останешься здесь, — взявшись за ручку, обратился я к лесничему. — Если этот поганец шевельнется, стреляй.

В ответ на мое пожелание танкист непроизвольно дернулся. Выстрел последовал незамедлительно. Пуля в щепки разнесла львиную лапу антикварного стула, и Семен оказался на полу. В "английском клубе" запахло гарью. Лесничий, клацнув затвором, выбросил стреляную гильзу, но сержант успел оценить серьезность его намерений и благоразумно застыл в позе кающегося грешника.

— Филя, — мягко сказала Анастасия Андреевна, — не стоит понимать все так буквально.

— Ты думаешь? — Я замешкался у двери, и она, словно щит наступающего воина, оттеснила меня в сторону.

— Что за бардак? — На пороге стоял высокий и прямой мужчина в белом. — Вы где находитесь?

Длиннополый медицинский халат, низко надвинутая шапочка и марлевая повязка позволяли видеть лишь его серые колючие глаза. Одним взором он окинул всю диораму и фыркнул, точно строптивый конь.

— Да, — подержал я его охотно. — Где мы находимся?

С десяток секунд ушло у нас на изучение друг друга, хотя меня больше волновала не его импозантная, как я убедился несколько позже, внешность, а следы крови на ветеринарных доспехах.

— Прежде всего с кем имею честь? — обратился он ко мне иронически.

— Да! С кем? — Дулом "Вальтера" я подтолкнул его туда, откуда он явился. — Кто вы, Михаил Андреевич Белявский?! Потерявший ли остатки этой самой чести на службе у христопродавцев алхимик? Ветеринар ли, возомнивший себя спасителем рода человеческого? Или же заурядный пожиратель детей? Где Паскевич?!

Отступая под моим напором в медицинский кабинет, он молча сверлил меня злыми глазами. Наконец-то я проник в их секретную лабораторию. Это была она, святая святых господ, ничего святого давно не имевших.

Настя больно вцепилась в мое предплечье. Смятение охватило ее, точно как и меня, в виду представшей картины. А увидели мы всего лишь кресло.

Пустое кресло.

— Он мертв, — раздраженно ответил академик на мой последний вопрос. — Я не считаю своим долгом, но — извольте. Коль скоро вы сюда попали, вы вправе требовать объяснений.

— Мы — вправе, — подтвердил я наши полномочия, покосившись на Анастасию Андреевну. — Эта девушка, сударь, приходится вам внучкой. Она ждет объяснений, как ждут их отцы и матери замученных детей. Они, конечно, рабы вашего сиятельства. Мы понимаем-с! Но все они — вправе!

Последние слова, не сдержавшись, я выкрикнул с болью и яростью.

— Хорошо же! — Сдернув с лица марлевую повязку, зоотехник человеческих душ презрительно рассмеялся. — Вы сами напрашиваетесь! А ведь вас уничтожат!

— Нас уже, дедушка. — Вглядываясь в его искаженные морщинами черты, Настя побледнела. — Ты это сделал. Ты убил своего сына и мою мать. Ты отнял жизнь у жены своей, Ольги Петровны. Теперь ты грозишь отнять у меня жениха.

Индифферентно он выслушал ее обвинения.

— Дай мне пистолет, Сережа, — обернулась ко мне Анастасия Андреевна. — Я сама. Это наше семейное дело.

Не смея перечить, я передал ей "Вальтер", и она прицелилась прямо в лицо зоотехнику. Еще мгновение, и грянул бы выстрел.

— Постой, — я опустил ее руку. — Где Захарка, доктор?

— С мальчиком все в порядке. — Сообщение Михаила Андреевича определенно отсрочило его кончину. — Операция не состоялась. Можете вернуть его домой, но сейчас он спит.

Обогнув Белявского, я раздвинул пластиковую занавеску. Мне открылась операционная. В атмосфере витал едва уловимый запах эфира. Я приблизился к пареньку, лежавшему под бестеневой лампой. Мощный осветительный прибор бездействовал, отливая в сумерках голубоватым цветом своего никелированного диска. На цинковом столе были расставлены стеклянные банки с ярлыками, надписанными по латыни, а также разложены шприцы и полный набор хирургических инструментов. На лбу у меня выступила испарина, а ладони моментально вспотели. Сам по себе инструмент меня пугал не больше, чем штык в руках Тимофея. Но для чего совершались эти приготовления?

Пощупав на запястье мальчика пульс, я убедился что он жив. Рядом с ним покоилась кислородная маска, от которой тянулся резиновый шланг к баллону с вентилем. Вся голова Захарки, обритая наголо и смазанная какой-то темной гадостью, ощетинилась вживленными под кожу тонкими, словно иглы, электродами. Подсоединенные к ним разноцветные провода уползали в какие-то осциллографы и прочие приборы, контролирующие, надо полагать, жизнедеятельность организма в ходе операции. Некоторые устройства напоминали реквизит научно-фантастических фильмов. Особенно те, что похожи были на телевизоры, укомплектованные странной клавиатурой с латинскими буквами. Если о низкочастотных генераторах, преобразователях и усилителях слабых импульсов я мельком слышал в чуждой мне компании радиоманьяков, проявить интерес к увлечению которых я мог разве что после третьей бутылки рома, то о том, как выглядит компьютер, даже не догадывался.