Я подумал о бойне прошлой ночью, безжалостном уничтожении Лорда Родриго и его солдат. Подумал о брошенных в безбрежное море телах. Я думал ни о чем.
— Невинность не входит в набор наших достоинств, мой друг, — сказал я. — Мы не культивируем друг в друге невинность. Благородство, думаю, да, это может быть нашей чертой, и больше, чем ты, возможно, представляешь. И принципы, да, и даже добродетель. Я учил ее этому, и теперь и всегда мы можем вести себя потрясающе. Даже героически. Но невинность? Это не является нашим преимуществом.
С едва заметным кивком он отстранился, чтобы подумать над этим. Я чувствовал, что есть еще вопросы, которые он бы хотел мне задать, но не смел. Было ли это из соображений приличий или просто страхом? Я бы не мог сказать.
Нас прервали, возможно, и к лучшему… Жасмин пересекала газон с еще одним кофейником, наполненном кофе для Стирлинга. Она была в сильно обтягивающем красном платье и на высоченных каблуках. Она громко напевала:
— Глория, Глория! В вышних Богу!
— Где ты подцепила этот ритм? — спросил я. — Неужели все вокруг сговорились свести меня с ума?
— Нет, конечно же, нет, — сказала она. — Зачем ты так говоришь? Это католический гимн. Неужели ты не знал? Бабушка напевает его на кухне целый день. Говорит, что так в старые времена пели на католической мессе. Говорит, что видела во сне Патси, напевавшую этот гимн. Патси была в ковбойских розовых одеждах и с гитарой.
— Mon Dieu! — меня охватила дрожь. Неудивительно, что Джулиан оставил меня этой ночью в покое. Почему бы нет?
Она налила две чашки дымящегося кофе. Поставила кофейник. Потом поцеловала меня в макушку.
— Знаешь, что мне прошлой ночью во сне сказала тетушка Куин? — спросила она веселым голосом, ее рука на моем плече. Я поцеловал ее в атласную щечку.
— Нет, и что? — спросил я. — Но, пожалуйста, озвучь это для меня понежнее. Я трепещу.
— Она сказала, что щекотала тебя, пока ты спал в ее кровати; сказала, что всегда хотела мужчину такого же красивого, как ты в свою постель. Она смеялась и смеялась, и смеялась. Бабушка говорит, что когда умершие приходят к тебе во сне и смеются, то это значит, что они в раю.
— Я думаю, что так и есть, — очень искренне заметил Стирлинг. — Это кофе само совершенство. Как ты его готовишь?
— Пей давай, — сказал я. — Твой маленький всесильный MG TD с тобой, так?
— Ну конечно же, — сказал он. — Ты бы мог его увидеть перед домом, если бы у тебя были глаза на затылке.
— Я хочу прокатиться с тобой на этой штуковине. Мне нужно доставить этого святого Оберону.
— Ты можешь подержать кофейник и чашку для меня, пока я веду машину? Жасмин, ты не против, если я их позаимствую?
— Ты не хочешь блюдце? Это времен королевы Антуанетты, блюдце — самая красивая вещь. Ты только взгляни. Все это из огромной посылки Джулиана Мэйфейра, этот стиль, сервис на двенадцать персон, из набора "La Famille".
Вот так вот.
— Нет, — сказал я. — Это не от Джулиана Мэйфейра.
— О, нет, это именно от него! — сказала она. — У меня есть письмо. Все забываю отдать Квинну. Не собирается ли он наведаться к нам? Я никогда не встречала Джулиана Мэйфейра.
— А когда прибыла посылка? — спросил я.
— Не знаю. Два дня назад? — она пожала плечами. — Сразу после того, как Мона Мэйфейр решила присоединиться к балагану. А кто этот Джулиан Мэйфейр? Джулиана Мэйфейра не пускать сюда?
— А что говорится в письме? — спросил я.
— О, что-то насчет того, что если ему предстоит часто посещать ферму Блэквуд, то он бы хотел видеть свой любимый фарфоровый сервис. Что с тобой? Этот фарфор прекрасен!
У меня не было никакого намерения рассказывать ей, что Джулиан Мэйфейр лишь призрак, и что именно этот сервис годы назад фигурировал в истории с чарами, которыми Джулиан опутал ничего не подозревавшего и слишком человечного Квинна, когда угощал его шоколадом и пирожными, а также длинными россказнями о том, как он, Джулиан, гулял с прабабушкой Квинна. Проклятый дьявольский дух.
— Тебе он не нравится? — спросила Жасмин. — Мне просто действительно казалось, что это очень хорошенький сервис. Он бы точно понравился тетушке Куин. Это ее стиль, эти розы. Ну ты знаешь.
Стирлинг не спускал с меня пристального твердого взгляда. Конечно же, Стирлинг знал, что Джулиан был призраком. Или покойником. Почему я скрываю активность этого демона? Чего я стыжусь?
— Да, он весьма своеобразный, — сказал я. — В нем есть этакая старомодная утонченность. Стирлинг, как насчет твоего кофе, твоих планов и нашей поездки?
Читать дальше