Юрий Бурносов - Чудовищ нет

— Могу только констатировать смерть. Как жаль, такое милое дитя… Вижу, вы пьете водку? Пожалуй, я тоже выпью…

Доктор, не чинясь, опрокинул напиток в рот, промокнул коротенькие усы салфеткою и заметил:

— Ужас, милостивый государь! Ужас! Юная чистая девушка, и — вот-с… Во цвете лет! Что им нужно, хотел бы я знать? Почему не вышивание они в руки берут, не котеночку бантик навязывают, а хватаются за револьвер? М-да…

Тела убитых вынесли, увели скрученного Кречинского, ушел рассерженный Макаров, а Иван Иванович продолжал сидеть, глядя перед собою. Подошел Свиньин, сказал робко:

— Может быть, поедем ко мне? В отсутствие полковника Горбатова я собираюсь произвести допрос господина Кречинского…

— Господина Кречинского необходимо доставить в столицу, — сказал Иван Иванович, подымаясь. — Как можно скорее! Обеспечьте мне экипаж и охрану до станции, и на ближайшем же поезде я уеду вместе с Кречинским.

— Тоже верно, — согласился с видимым облегчением полицмейстер. — Но давайте хотя бы до утра обождем, дело-то к ночи…

— Я должен уехать немедля! — жестко сказал Иван Иванович.

Полицмейстер кивнул:

— Тогда я распоряжусь…

— Буду вам весьма благодарен, Федор Ермиевич. И пошлите кого-нибудь за моими вещами к Миклашевским… Хотя нет, я съезжу сам. Попрощаюсь.

— Возьмите мою коляску, — предложил Свиньин, и Иван Иванович, конечно же, согласился.

Легкая коляска полицмейстера неслась, покачиваясь на рессорах, в надвигающихся сумерках. Теплый ветерок обдувал лицо, мошки бились о крышу, а Иван Иванович спрашивал себя, правильно ли он все сделал. Не отпустить ли было Кречинского с миром и уехать преспокойно в Санкт-Петербург, тогда жива бы осталась Аглая, жив бы остался полковник Горбатов. Но как отпустить с миром того, кто хочет моря разливанного крови?… К тому же время вспять никак не повернуть, и Рязанов изумился, что после острой вспышки горя там, в ресторации, здесь он вполне спокойно рассуждает о смерти девушки, что была так близка, и жандармского полковника, скучавшего по настоящей работе…

— Кажись, догоняют, — сказал возница.

В самом деле, сзади коляску нагнал конный, в котором Иван Иванович узнал второго чесучового полицейского.

— Стойте! — кричал он. — Да стойте же!

Коляска остановилась.

— Ваше высокоблагородие! Помилуйте — не довезли! Полицейский дышал запаленно, словно проделал весь путь не на коне, а бегом.

— Кого? — спросил Иван Иванович, хотя прекрасно понимал уже, о чем скажет сейчас полицейский.

— Этого… арестованного! Брюханов с ним был и Илецкий, а как доехали, глянули — пусто, только Брюханов с Илецким мертвые как есть, и никого более! Ни дыры, ни отверстия, замок цел… И веревка валяется завязанная, не порезанная! Да еще камушек один с буквами юдейскими.

— Где Свиньин?! — крикнул Иван Иванович.

— Худо стало господину Свиньину. Доктор к ему пришли, — доложил полицейский.

— А что Брюханов с этим твоим… как его… Илецким? Как убиты?

— Да целые, ваше высокоблагородие! Только мертвые оба… Как есть мертвые.

Иван Иванович сел на ступеньку коляски и уставился в дорожную пыль.

Бенедикт Карлович Миллерс стоял, держа в руке направленный на Рязанова револьвер.

— Кажется, в вашей коллекции пополнение, — заметил Иван Иванович, придя в себя и стараясь казаться хладнокровным.

— Очень удачная модель Кольта, — сухо сказал надворный советник. — Держите руки так, чтобы я их видел, господин Рязанов.

— Помилуйте, Бенедикт Карлович! — Рязанов поднял руки на уровень плеч раскрытыми ладонями вперед. — Что случилось, хотел бы я знать?!

— Выпейте вот это, — велел Миллерс, вместо ответа протягивая Ивану Ивановичу склянку с притертой крышкой.

Пожав плечами, Иван Иванович откупорил ее и осторожно понюхал, но никакого запаха не обнаружил. Не метнуть ли склянку, довольно тяжелую, в голову Миллерса? Однако эту мысль Иван Иванович тут же отмел и осторожно отпил глоток. Вода?

Миллерс внимательно следил за действиями Ивана Ивановича и покивал головой, когда тот проглотил напиток.

— Полагаю, вы угостили меня святой водою, — сказал Рязанов. — Несколько затхлый вкус.

— Теперь я готов говорить с вами в более спокойной обстановке. — Миллерс убрал револьвер. — Я не мог доверять вам, не убедившись, кто и что вы есть.

— Ох как вы заблуждаетесь, Бенедикт Карлович, — сказал Рязанов. — Если вы думаете, что я вовсе не тот, кем вам казался, так знайте — святая вода мне бы не повредила. Да и револьвер, наверное, тоже… Однако я — это я, сиречь Иван Иванович Рязанов. И я, насколько понимаю, полностью провалил порученное мне дело…