Юрий Петухов - Воскресший, или Полтора года в аду

И добрались!

Крохотная площадочка обрывалась на все четыре стороны отвесными лестницами. Значит, мы вскарабкались на вершину исполинской четырехгранной пирамиды. Но теперь я не ощущал высоты. Наоборот, казалось, что мы оба висим на острие огромной иглы, которой проткнули то ли шар, то ли яйцо, и мы оказались на кончике этой сатанинской иглы в этом дьявольском шаре-яйце. Ощущение было отвратительное! Вот-вот упадешь… но не падаешь!

— Теперь ты все видишь! — прорычал дьявол-хранитель.

Он стоял прямо за моей спиной, сложив руки на груди и скаля свои клыки.

— Ни хрена я не вижу! — вырвалось у меня.

— Видишь! — еще злее прорычал он. — Видишь, ублюдок… Меня не проведёшь, ведь я…

И тут я на самом деле увидел… Что это было? Может, вся преисподняя, весь этот гадский потусторонний мир. А может, лишь часть его — непонятная и страшная часть. Я обладал нечеловеческим зрением. Я видел на десятки тысяч, а может, и на миллионы километров, я видел сквозь покровы и стены, сквозь толщи гранита и песка, льда и огня. Этот шар-яйцо был целой Вселенной с множеством огромных миров. Внутри него висели тринадцать колоссальных сфер, каждая размером с нашу галактику Млечного Пути, а то и побольше. Эти сферы состояли из множества других сфер, переплетающихся в невероятно сложном узоре, уходящих в иные измерения, доступные моему глазу, но не поддающиеся описанию. Все это напоминало мне фантастические многомерные соты. А в каждой соте был свой мир или мирок.

Дьявол-хранитель подсказал мне:

— В одной из таких ячеек висит твоя Земля, подонок, понял? Хочешь ее увидать ближе?!

— Не-ет! — завопил я. Слишком болели еще мои душевные раны после последнего выхода на белый свет. Я не хотел видеть Землю, я не хотел терзать и травить свою душу.

— Ладно, ублюдок, — прорычал мой хранитель, — ты и без меня теперь понимаешь, что нет ни того, ни этого света. Есть один огромный мир, в котором надо уметь перемещаться. Вы, черви земные, не умеете ходить и летать, вы лишь ползаете в своем земном навозе, для вас закрыты все шестнадцать степеней иных измерений.

— Ты сам червь рогатый! — завопил я в бешенстве.

Но он даже не удостоил меня затрещиной, даже не рыкнул. Сноб грёбаный.

— Смотри, ублюдок!

Его лапища простерлась вдаль, будто она была безразмерной дланью демиурга.

И передо мною замелькали гирлянды прозрачных шаров, соединенных подрагивающими полупрозрачными пуповинами. Гирлянд было не счесть, они свивались в бесконечную спираль, а сама спираль в свою очередь вилась ниточкой, свивалась в еще более сложные спирали… и так до бесконечности.

— Смотри, гнида!

Одна из гирлянд замедлила свой ход, приблизилась, шары выросли — внутри каждого что-то копошилось, дымилось, шевелилось, будто в круглых гигантских аквариумах или резиновых прозрачных пузырях, наполненных водой и населенных всякой живностью.

— Смотри! Это ваши планетенки. Они только вам, безмозглым обитателям Космоса, кажутся шарами, болтающимися возле звезд посреди черной пустоты. У вас зрение червей. И вы видите все по-червиному! Смотри же, гнида! Вот как все выглядит на самом деле — здесь все Мироздание. Это бесконечная цепь гирлянда внутренних миров. Но все они соединены пуповинами. И то, что ваши болтуны называют кругами ада, всего навсего внутренние миры, их не счесть, их не двенадцать, а двенадцать триллионов в двенадцатитриллионной степени, ублюдок! Но все они со всей Вселенной вашей и всеми вселенными иными висят в нашем мире. Он не имеет краев, у него нет ядра, центра, он сам в себе и во всем, он бесконечно велик, но он и бесконечно мал, весь этот исполинский макромир, включая в себя все, сам таится в микромире, в микрочастице — изначальной корпускуле Мироздания, у которого не было начала! Ты раб и червь. Я царь и бог!

— Ахинею несешь, дьявольская харя! — сорвался я от злости, от невозможности вместить в себя и доли увиденного, услышанного.

Мой хранитель не обиделся. Я давно заметил, что ни одно из самых гнусных ругательств его не задевало ни капельки. Может, ему даже нравилось, когда я выходил из себя и поносил его, матерился, орал, брызгал слюною.

— Все врешь, сволочь, — продолжал я, — если весь ваш мир включает все остальное, то почему ты говоришь, что это мир зла, который втягивает в себя зло?! Так не может быть!

— Может! Гирлянды и шары в оболочках. Они их защищают, тонюсенькой хлипкой пленочкой… Ты разве еще не понял, гнида безмозглая, что твое добро и свет, это лишь микроскопические пузырьки в безмерном океане зла и мрака?! Гляди лучше, ублюдок, и ты все поймешь. Вот первый круг ада!