Эндрю Клейвен - По ту сторону смерти

София согласно кивнула, и Бремер наконец отпустил ее руку. Голос его сделался тише, теперь он говорил почти скороговоркой:

— Я устроил так, чтобы одну створку триптиха выставили на аукционе от имени некоей благотворительной организации — нечто вроде анонимного пожертвования с самыми благородными целями. Я все устроил. Аукцион «Сотбис». В середине января. Пока картина будет в пути, ей ничто не грозит. Это я и собираюсь сказать им, когда… — София видела, как судорожно дергается его кадык. — Когда они найдут меня, — закончил он и заговорил еще тише: — Он купит, я знаю, он заплатит любые деньги. Вы понимаете, о чем я? На аукционе он наконец обнаружит себя.

Шквальный ветер разорвал облака, и в образовавшуюся брешь выглянула луна.

— Нет, я все же не понимаю. Зачем кому-то платить любые деньги? Зачем убивать? Эта вещь стоит двадцать пять тысяч фунтов, максимум пятьдесят, при условии, если обнаружатся две остальные створки. Почему вы уверены, что кто-то поступит именно так? Ваши люди…

— Мертвы, — сказал он торжественно, словно подчеркивая серьезность момента. — Они все мертвы. И я уверен. Я кое-что знаю о нем. Он ничего не боится, и не будет посылать кого-то вместо себя. Он сам явится на аукцион.

Джон Бремер попятился, и у Софии словно камень с души свалился. Покосившись по сторонам, он снова посмотрел на нее — теперь его взгляд был далеким и отрешенным.

— Я не знаю, зачем он убивает и почему он заплатит любую цену. Но он убивает, и он заплатит. Он выложит любую сумму. Так что его будет легко узнать, потому что покупателем будет именно он. Дьявол из Преисподней. Вы должны помнить об этом. Покупателем будет он…

Софии показалось, что молодой человек ускользает из поля ее зрения, подхваченный течением ночи. Ей хотелось остановить его.

— Послушайте, — пролепетала она. — Вам действительно следует обратиться в полицию. Я не могу…

— Запомните. — Его голос внезапно охрип и зазвучал невнятно. — Тот, кто купит картину, тот и убил меня, убил нас всех. Тот, кто купит «Волхвов»…

На ее глазах он ступил на тротуар, подошел к стене парка, и тень деревьев словно втянула его в себя.

Тот, кто купит «Волхвов»…

Нет, он не повторял этой фразы. Он уже исчез.

Такой чудовищной ночи София не помнила. Несколько часов ее преследовали кошмары. Призрачная фигура Черной Энни оборачивалась тремя царями, сошедшими с картины Рейнхарта «Волхвы». Зловещий коридор Вороньей Рощи превращался в бесконечный лабиринт Белхема, по которому ей приходилось идти на ощупь. Тук-тук. Тук-тук. Запомните, София. Тот, кто купит «Волхвов»… То и дело она просыпалась, объятая ужасом, и снова забывалась тревожным сном. Тук-тук. Тук-тук. Сны были вязкие, они затягивали, подобно зыбучим пескам. Коридор тянулся за коридором, а на темных стенах висели картины, и каждая оказывалась очередной копией «Волхвов». Запомните, София…

Наконец, застонав не то от досады, не то от страха, София усилием воли вырвала себя из объятий сна. Она лежала, уставившись в потолок, и потирала ладонями плечи, чтобы согреться. Все воспоминания стерлись — осталось лишь смутное ощущение враждебности окружающего мира. Знакомые предметы обрели гротескные, гипертрофированные очертания: выставочные экземпляры постеров в высоких рамах, книги по искусству на полке, шведское бюро, привычный силуэт компьютера, стопки книг на полу…

Запищал будильник, включилось радио: «Би-би-си, Радио Четыре. Семь часов утра…» — и вслед за этим раздались сигналы точного времени: «бик-бик-бик…»

«Восставший из мертвых», — внезапно вспомнила София, и у нее екнуло сердце. Сегодня ночью меня убьют…

По радио передавали новости: «Сегодня утром из Темзы извлекли тело немецкого торговца антиквариатом Джона Бремера. Бремер пользовался известностью и уважением среди европейских антикваров. Полиция не исключает, что это убийство совершено сектой сатанистов. Представитель полиции сообщил, что Бремера подвергли ритуальным пыткам. У него были выколоты глаза…»

София привстала.

«… а на груди вырезаны странные знаки».

— О-о! — невольно вырвалось у нее.

Но диктор уже рассказывал о другом. София, прикрыв ладонью рот, вглядывалась в сизый сумрак спальни. За окном слабо брезжил рассвет. Из глубины комнаты, где еще недавно стоял компьютер, на нее смотрело обаятельное юношеское лицо живого Джона Бремера. И только глаза, его чистые, правдивые глаза, были мертвыми — на их месте кровавыми провалами зияли пустые глазницы.