Джон Берк: Театр доктора Страха

– Хотел бы я узнать, какого она мнения о Гебридах, – сказал Джим.

– Не дразни удачу, – ответил Тод. – Не стоит терзать леди вопросами. Ты получил неплохие деньги за свой старый дом – не давай ей поводов думать, что она переплатила.

Это было правдой: если бы Джиму не встретилась Дейдра Биддалф, он искал бы другого покупателя еще лет десять. Он многим ей обязан. И, признаться, мысль о том, что он снова увидит ее, доставляла ему удовольствие.

– Ты хочешь, чтоб я отправился прямо сейчас?

– Не валяй дурака! Тебе следовало бы приплачивать фирме за подобные поручения!

За последние двадцать лет мир во многом изменился. Но острова Унга это почти не коснулось. Как и способов сообщения с ним.

Вы можете попасть самолетом куда угодно – только не сюда. С тех пор как Джим был ребенком, лодки стали быстроходнее – вот и все изменения. И море выглядело таким же неспокойным и грозным, каким было всегда.

Пони, запряженный в двуколку, по-прежнему оставался на острове излюбленным видом транспорта. Или, вернее сказать, единственным, если только вы не желали шагать по песку и разбитым дорогам на своих двоих. Подпрыгивая на ухабах и время от времени подхватывая сползающий с колен чемодан, Джим трясся в повозке. Знакомое ощущение – вроде езды на велосипеде: не садишься на него годами, но при первой же попытке вновь обретаешь чувство равновесия.

Джим ехал домой. Он испытывал странную тревогу. Дом в лощине не был больше его домом. Джим уехал отсюда много лет назад и продал его, когда не осталось больше причин возвращаться. Вычеркнул из жизни и этот дом, и этот остров. Но рука прошлого все еще властно лежала на его плече. Как часто он трясся на ухабах этой разбитой дороги! Как часто видел грозовые тучи над зелеными холмами! Тусклый блеск свинцовых волн – свинцовых даже в солнечную погоду – помнился ему с детства.

На повороте к дому двуколку опять тряхнуло. Джим ощутил волнение. Он не жалел, что уехал, и уж вовсе не испытывал ностальгии по жизни на Гебридах. Но здесь оставалась часть его души, и он не мог забыть об этом.

Из-за пригорка показался знакомый фасад. Он ничуть не изменился с тех пор, как Джим покинул этот дом, который не в силах были одолеть ни дождь, ни ветер, ни солнце. Люди любят восхищаться древностями и с пеной у рта рассуждают об античных традициях в архитектуре Лондона и Парижа. Но именно в больших городах здания неоднократно сносились и улицы изменялись до неузнаваемости. Чтобы прикоснуться к подлинной древности, уловить дыхание вечности, нужно приезжать на Унгу. Время было не властно над этими местами. Здесь ничего не менялось.

Разве что дом принадлежал уже не Даусонам.

Повозка остановилась у крыльца. Джим расплатился с возничим, поставил чемодан на землю и поднялся по ступенькам. Рука сама потянулась к отполированной временем дверной ручке. Но он вовремя опомнился и взялся за шнурок дверного колокольчика.

Позвонил. Ответом была тишина. Он снова позвонил. В глубине дома раздался невнятный шум, и опять все смолкло.

Звонить больше не имело смысла. В прежние времена этим входом никогда не пользовались. Если его родители ждали гостей, то оставляли незапертой заднюю дверь – друзья об этом знали и входили без звонка. А незнакомцы, незваные гости… Впрочем, таких не было. На острове они знали всех.

Джим толкнул дверь. Медленно, с легким скрипом, она подалась.

Внезапно на плечо Джима легла чья-то рука.

– Эй!

Джим отпрянул, с трудом подавив в себе желание юркнуть за дверь, и возмущенно обернулся.

Морщинистое лицо человека, стоявшего перед ним, могло бы показаться грозным. Кому угодно – только не Джиму. Испуга как не бывало. Он облегченно рассмеялся:

– Калеб!

– Да ведь это мистер Джеймс!

– Как дела, Калеб?

Теперь, когда Калеб Макфалейн в волнении сжал его руку, Джим наконец ощутил себя дома. Сколько он себя помнил, столько здесь жил Калеб. Они всегда были друзьями, а иногда, если Джим умудрялся напроказить, и сообщниками.

– Не думал, что вы вернетесь, сэр.

– Миссис Биддалф хочет переделать здесь кое-что. Не знаешь, в доме есть кто-нибудь?

Калеб меланхолично разглядывал окна, будто ожидая, что в одном из них вот-вот появится чье-нибудь лицо.

– Пожалуй, – наконец глубокомысленно произнес он, – где-то поблизости должна быть моя внучка. Моя внучка Вэлда. Вы ее помните?

Он позвонил. Где-то в глубине раздался металлический звон, и внезапно дверь широко распахнулась.

В проеме стояла девушка лет девятнадцати. Золотистые кудри рассыпались по плечам, густая челка почти скрывала глаза. Классическую красоту ее черт несколько портило угрюмое выражение, и это неприятно поразило Джима.