Джон Берк: Театр доктора Страха

– Видите, – сказал Шрек, – я не властен над ними. Наоборот – они управляют мной, заставляя мои руки двигаться, и предопределяют… вашу судьбу.

Все замерло. Руки Шрека застыли. И карты застыли. Шрек медлил, подобно тому как стервятник не торопится нападать на свою жертву – не столько из жестокости, сколько подвластный неумолимому року.

Наконец на чемоданчик легло четыре карты.

На первой была изображена разукрашенная колесница.

На второй – Верховная Жрица.

На третьей в лучезарном сиянии Луны два волка, крадучись, пересекали бескрайнее поле.

На четвертой застыли Красавица и Зверь, странно, до отвращения жизнеподобные.

Все это, конечно, ничего не значило – все эти карты, каждая в отдельности и все вместе. Джим разглядывал красочные рисунки, тут же сочиняя всевозможные шутливые истории, объясняющие смысл и порядок символов. Забава для вечеринки – не более. Жила-была Красавица, которая лунными ночами разъезжала на колеснице, и все волки в округе увивались за ней, и… и…

Странно, ему не удавалось отвести глаз от картинок. Они становились все крупнее. Увеличивались на глазах. образуя видение нелепое и неотвязное. Они начали рассказывать историю, которую он не желал слышать. Это было отвратительно, это надо было прекратить, немедленно, сию же минуту.

Но откуда картам – или Шреку? – известно то, что они показали? Как ему (или им) удалось проникнуть в его подсознание и извлечь эту странную полуправду, эти тайные желания, в которых он боялся признаться даже самому себе?..

Пасть какого-то чудовища разверзлась перед ним, издевательски скалясь. Джим тонул в пучине оживших сновидений, отчаянно и безуспешно пытаясь вырваться на поверхность.

Он находился в офисе. В окна ласково светило солнце, хотя когда он проходил по Уэверли Степс, ветер пробирал до костей, едва не сбивая с ног. В кабинет Тода Каллагена Джим вошел как раз в тот момент, когда его партнер театральным жестом потрясал телефонной трубкой, с деланным отчаянием восклицая:

– Боже! Что они несут! Чем они только занимаются!

Тод обожал делать вид, что ненавидит телефонные разговоры и сварливых клиентов. На самом деле ему доставляло немалое удовольствие пускать в ход все свое обаяние и одерживать верх над любым самым вздорным заказчиком в любом, самом спорном вопросе. Он был напористым, когда Джим оставался сдержанным, и чересчур велеречивым, когда Джим задумчиво молчал. Им отлично работалось вместе.

Сейчас Тод, откинувшись в кресле, широко улыбался ему, приглашая войти. Весь облик Каллагена красноречиво свидетельствовал, что в его мозгу уже созрело какое-то решение.

– Ты занят?

– Работаю над проектом Маллинсона, – ответил Джим.

– Это подождет. – Тод бросил через стол письмо. – Вот – пришло сегодня утром. От этой Бидддалф, которой ты продал свой дом.

Эта Биддалф… Ему казалось, что давняя сделка помогла ему избавиться от хрупкой молодой вдовы с грустными глазами и от дома, многие поколения принадлежавшего семье Джима, а теперь оказавшегося в чужих руках. Джим ощутил мгновенный прилив интереса, но постарался это скрыть. Он не хотел, чтобы у острого на язык Тода появился повод прохаживаться на его счет.

– Она хочет, чтобы ты приехал и дал несколько советов по поводу кое-каких переделок в доме, – сказал Тод.

Джим уже прочел письмо. Оно оказалось не очень длинным. Миссис Биддалф писала, что довольна домом и не имеет никаких претензий, но у нее появилась потребность кое-что переделать внутри. Не вполне представляя, что из этого получится, она тем не менее совершенно уверена, что мистер Даусон должен приехать на остров, чтобы лично принять участие в этом деле – тем более что он отлично знаком с планировкой дома.

– Она не сообщает никаких подробностей, – произнес Джим.

Тод засмеялся:

– Разве это имеет значение? Богатая молодая вдова, да еще с такой фигурой! Я сам не отказался бы провести с ней на этом острове несколько дней.

Нельзя сказать, что Джима это не привлекало. Он никогда не понимал, почему столь красивая женщина предпочла укрыться на Гебридах. Для уроженцев тех мест острова хранили мрачное очарование, от которого нельзя было избавиться. Любая, даже удачная, попытка сбежать в большой мир не спасала от магической власти островов. Другое дело приезжие: одной зимы оказывалось вполне достаточно, чтобы излечиться от романтических порывов. Но эта миловидная женщина жила там довольно долго и до сих пор не жаловалась на судьбу.