Герберт Уэллс - Экзорцист. Лучшие мистические рассказы

А сами сочинения!

Но «сочинения» – не то слово… Собственно, этому безобразию просто нет названия, даже самый примитивный, изобилующий непристойностями язык тут бессилен. И каждый пакет сопровождало письмо из редакции периодического издания, куда был послан рассказ или стих. Мне настоятельно советовали на время воздержаться от работы , а в одном случае даже пройти лечение в институте Кили !

Я тут же сел и написал соответствующим издателям письма с подробным объяснением происшедшего – и все они вернулись невскрытыми; адресаты, как правило, сообщали, что уделят время просмотру не ранее, чем через год, когда я хорошенько отдохну, а редактор «Уикли Методист», с которым у меня сложились самые приятельские отношения, не поленился отправить моему брату телеграмму с советом обеспечить мне надежный присмотр. В своем сердечном, хотя и неуместном, участии он дошел до того, что тиснул частное объявление, сводившееся примерно к следующему: «С прискорбием должен сообщить читателям, что один из наших лучших авторов, мистер Такой-то (то есть я), вследствие внезапной и тяжелой болезни, вызванной нервным истощением, лишен возможности выходить из дома». Засим следовал обзор моих литературных заслуг, в котором явственно опознавался заготовленный заранее некролог.

Пока я со слезами на глазах читал этот некролог, голос за спиной, с характерным для кокни выговором, произнес:

– Выпих номер пять!

Призрак заливисто засмеялся, а я со всей силы швырнул в него чернильницу, единственным результатом чего стали испорченные обои.

Испорченные обои, не говоря уже о потере средств к существованию, – на пятом выпихе мое терпение кончилось. С трудом взяв себя в руки, я надел шляпу и кинулся на телеграфную станцию, чтобы отправить Питерсу послание с пометкой «срочно».

«Бога ради, нужен твой экзорцизм. Немедленно доводи его до совершенства и вези сюда, – гласила телеграмма. – Ответ оплач.»

Ответ Питерса, скорый и крайне дурашливый, не добавил мне спокойствия.

«Не знаю, с чего мне оплакивать ответ, но нужно так нужно. Обещаю оплакать. Но о чем плач? О твоем здравом рассудке?» – телеграфировал он. Посылать такую телеграмму человеку, попавшему в затруднительное положение, – настоящая низость, и я вовек не простил бы Питерса, если бы он к тому же не оплатил свое послание. Я взъярился и готов был изругать его на все корки, но неугомонный призрак явился снова и отвлек меня.

– Ну, что ты обо мне думаешь? – Призрак преспокойно устроился на моей оттоманке. – Выпих что надо, а? – Он обратил внимание на кляксу на обоях. – Новое слово в декоре. Тебе бы устроиться на работу в обойную фирму. Дать тебе правильную мишень и побольше чернил – и будет из клякс такая картина, что куда там любому мастеру.

Я сделал вид, что его не замечаю, и мы немного помолчали, а затем он снова заговорил:

– Не в духе, а? Я тебя не осуждаю. Ничто так не травит душу, как бессильный гнев. Говорят, некоторые от него даже лопаются. Мне и раньше случалось доводить людей до ручки – опыт есть. Как-то один парень нанял мой кеб сроком на час. Катались по всему Лондону, потом остановились у таможни; он зашел внутрь, я ждал снаружи. Ждал-ждал, но так и не дождался. Понятное дело, парень улизнул через черный ход. Ловкий фокус, меня провели за нос, но только до поры до времени; сделавшись призраком, я начал донимать его на регентский манер. Я отыскал ловкача через три года после своей кончины, и до последнего дня мой призрачный кеб его преследовал. Пойдет в церковь – моя упряжка прямиком за ним, по центральному проходу. Явится к девице с визитом – кеб тут же, в гостиной, лошади ржут-заливаются, копытом бьют. Понятно, другие не видели ни меня, ни лошадей, ни кеба, но он-то видел – и божечки, как же он на стенку лез! Злобой наливался, а сделать ничего не мог и под конец лопнул, как мыльный пузырь! Ухохотаться можно. Лошади, и те смеялись.

– Спасибо за историю. – Мне захотелось позлить его своим спокойствием. – Я ее запишу.

– Запиши, – кивнул призрак. – Зачтется мне как шестой ловкий выпих. Читатели и так говорят, что фантазия у тебя уж больно необузданная. Опубликуй этот рассказ – и твоему сочинительству конец.

– Опять же спасибо, – все так же мирно отозвался я. – На сей раз за намек. Совет верный, не стану записывать.

– Не записывай. И пусть эта идея сидит у тебя в голове как заноза. Как ни поступишь, всяко будет мне на пользу.

И призрак снова исчез.