Монтегю Джеймс - История исчезновения и появления

Началось все с того, что раздвинулись шторы (по-другому описать это не могу), и оказалось, что я где-то сижу — уж не знаю, в помещении или нет. Там были люди — совсем немного, они стояли справа и слева от меня, но я их не знал, или, по крайней мере, не обращал на них внимания. Они ничего не говорили, но насколько мне помнится, были суровы, бледны и неподвижно смотрели перед собой. Передо мной стоял балаган Панча и Джуди — кажется, он был несколько крупнее обычного; на красно-желтом фоне виднелись черные фигуры. Сзади по обеим сторонам был непроглядный мрак, но впереди света было достаточно; сгорая от нетерпения, я ждал, когда, наконец, зазвучат свирели, а трубы исполнят „тра-та-та-та“. Вместо этого вдруг раздался мощный много слова не подберу — мощный колокольный звон; уж не знаю, откуда от доносился — откуда-то сзади. Небольшой занавес взлетел, и представление началось.

Все выглядело так, будто кто-то всерьез попытался сделать из „Панча“ трагедию; но кто бы это ни был, по-иному его представление выглядеть не могло. В главном персонаже было что-то сатанинское. Нападал он всегда по-разному — некоторые жертвы поджидал в засаде. Его страшное лицо, видневшееся сквозь крылья (добавлю, что оно было желтовато-белым), напомнило мне вампира с жутковатого рисунка Фузели. [6] Генри Фузели (1741 1825) художник швейцарского происхождения, чьи работы в свое время казались крайне экзотичными, оригинальными и чувственными. С другими он был вежлив и обходителен — особенно с бедолагой-чужестранцем, из уст которого неслась какая-то тарабарщина, впрочем, я не понял и того, что говорил Панч. При виде их я вдруг испытал страх перед наступлением смерти. Обычно, когда палка Панча начинает ломать черепа жертв, я веселюсь, но тут раздавался такой хруст, словно кости трещали по-настоящему, а упавшие тела подскакивали от ударов. Что касается младенца — продолжение моего рассказа выглядит особенно нелепо, — то я уверен, что он был живой. Панч стал выкручивать ему шею, и если его хрипы и вопли были не настоящими, значит, я не могу отличить мнимое от реального.

После того, как совершалось очередное преступление, на сцене становилось все темнее, и наконец, новое убийство произошло в абсолютной тьме, так что жертву я не разглядел, зато у меня было время оценить сценические эффекты. Действие сопровождалось тяжелым дыханием и зловещим бормотанием; затем Панч уселся на краю балагана, стал обмахиваться и, наклонив голову, разглядывать свои окровавленные ботинки; от его жутковатого хихиканья люди, находившиеся позади меня, закрыли лица руками, и я охотно сделал бы то же самое. Но тут сцена за спиной Панча осветилась, и показалось нечто более оригинальное, чем просто фасад дома, — это была рощица и покатый склон холма, а наверху светила весьма естественная (я бы даже сказал — самая настоящая) луна. Постепенно на сцене обозначилась какая-то фигура; вскоре стало понятно, что это человек, только с весьма необычной головой — ее я сначала не разглядел. Существо не могло стоять на ногах, оно ползло, преодолевая не слишком большое расстояние, отделявшее его от Панча, а тот по-прежнему сидел к нему спиной; могу заметить, что к тому времени (сразу я этого не понял) представление перестало походить на кукольное. Правда, Панч оставался Панчем, но, как и другой персонаж, приобрел черты, так сказать, живого существа, и оба они двигались самостоятельно.

Когда я снова взглянул на него, он сидел со злобным видом и о чем-то размышлял; но в следующий миг его внимание что-то привлекло: он резко выпрямился, стал оглядываться по сторонам и, естественно, заметил приближавшееся к нему существо, которое было уже совсем рядом. И тут на его лице стал читаться настоящий ужас: он схватил палку и бросился к лесу, практически выскользнув из лап своего преследователя, который ринулся его догонять. Мне трудно описать ту бурю чувств, которую я испытал, когда смог более-менее ясно разглядеть, на кого был похож догонявший. Он был крепко сложен, одет во все черное, и мне показалось, что у него на одежде были белые ленты, а голову покрывал холщовый мешок.

Не знаю, сколько длилась погоня; сперва она шла между деревьями, затем на лугу на склоне холма; иногда обе фигуры на несколько секунд исчезали, и лишь неразборчивые звуки подтверждали, что преследование продолжается. Наконец, настал момент, когда обессилевший Панч кинулся вправо и углубился в чащу. Догонявший остановился и стал с сомнением оглядываться. Вскоре он заметил удаляющуюся фигуру и бросился следом — зрителям была видна его спина; затем он быстрым движением сдернул с головы мешок, и все увидели, что у него лицо Панча. В тот же миг сцена погрузилась во тьму.