Диана Удовиченко - Эффект преломления

Чахтице был окружен лесами, такими же глухими, мрачными, таинственными, как он сам. Здесь, в этом замке на границе Австрии и Венгрии, ей суждено провести жизнь и узнать смерть. А выбора никто не дал…

– Он прекрасен, Ференц, – искренне произнесла Эржебета.

– Я купил его для тебя. Императорское казначейство согласилось уступить его за восемьдесят шесть тысяч флоринов. Теперь это наш дом, – Ференц обнял молодую жену, тихо добавил: – когда-нибудь он станет домом нашим детям…

Надашди махнул рукою. Гайдуки с гиканьем послали коней вперед, кавалькада потянулась к замку по каменистой дороге…

Весь медовый месяц Эржебета купалась в счастье. Ференц был с нею, и ночи их наполняла любовь. А теперь она еще и полновластная хозяйка самого прекрасного карпатского замка.

Только одно омрачало ее дни – внимание Оршоли. Надоедливая свекровь все что-то вынюхивала. Придирчиво разглядывала простыни после первой брачной ночи. Потом сразу же начала присматриваться к Эржебете, выискивая в ней признаки беременности. Молодую графиню не радовала такая назойливость – она чувствовала себя то ли дорогой кобылой, то ли породистой сукой, от которой ждут потомства.

Как назло, ей все не удавалось понести, и в ответ на вопросительный взгляд свекрови Эржебета лишь опускала глаза. А лицо Оршоли становилось все недовольнее. Мол, знала же: с девчонкой что-то не так! Здоровые женщины не бывают такими бледными.

Оршоля ничего не говорила, только плотнее поджимала губы. Когда же сын собрался переезжать в Чахтице, она выказала желание поселиться с молодыми. Ференц обрадовался – будет, кому присмотреть за юной женой, позаботиться о ее здоровье, когда он вернется на войну. Эржебета, узнав об этом, едва не заскрипела зубами. Но смирилась – настолько любила мужа, что никогда ему не противоречила.

Сейчас Оршоля бегала по замку, осматривала комнаты, отдавала распоряжения. Казалось, ее бесцветный визгливый голосок звучал сразу отовсюду:

– Тут надо будет заново обить стены, здесь повесить свежий балдахин. А в кладовых почти нет масла. Запомни, дитя…

Первый день, думала Эржебета. Первый день в замке! Замолчи, дай мне отдохнуть, проклятая!

Ей хотелось лечь, растянуться на кровати, распустить слишком тугую шнуровку корсажа. Отдохнуть, вздремнуть, а потом, проснувшись, долго ласкать Ференца, который уже совсем скоро уйдет на войну.

Вместо этого ей приходилось тенью бродить за неугомонной свекровью. Выручил Ференц, прислал за женою служанку.

– Господин наверху ждут, – робко проговорила тощая носатая девка, кажется, Пирошка.

Муж стоял на стене, вглядывался во что-то внизу.

– Смотри, – сказал Эржебете.

Замок окружали цветастые грязные шатры и кибитки, затянутые тряпьем. Вокруг сновали мужчины в ярких рубахах, женщины в неопрятных юбках и шалях, полуголые дети. Ржали тощие лошади, гавкали такие же тощие псы.

– Цыгане пришли, – шептала Агнешка, выглядывая из окна галереи. – Семя Ердегово…

От пестрой толпы отделился высокий, толстый мужчина средних лет, стукнул в ворота. Вскоре пришел гайдук, доложил:

– Цыгане говорят, хотят служить госпоже графине…

Ференц нахмурил густые брови:

– Приведи одного.

На стену в сопровождении охраны поднялся тот самый цыган. Грузно опустился на одно колено, проговорил, сдерживая волнение:

– Не вели казнить, госпожа. Меня зовут Джура Фаркаш, я барон табора. Мы явились, как только узнали…

Карие глаза навыкате смотрели с преданным испугом, большие грязные руки, унизанные перстнями, нервно комкали старую шапку.

– Чего тебе нужно? – строго спросил Ференц, удивленный тем, что цыган обращается только к Эржебете.

Цыганский барон склонил голову:

– Служить госпоже. Мы не знаем другой службы.

Ференц досадливо пожал плечами, спросил жену:

– Ты что-нибудь понимаешь?

Эржебета смотрела на Джуру, которого никогда не видела, и в душе ее рождалось узнавание. Черный человек говорил, что так будет. Просто эти – первые…

– Возьми их, Ференц, – мягко попросила она. – В доме нужны музыканты. Кто будет встречать песнями великого Черного бея, когда он вернется с войны?

Муж усмехнулся, довольно подкрутил усы – Эржебета умела ему польстить. Что ж, он любил цыганские песни, да и среди знати нынче модно было держать в замках целые таборы.

– Пойдешь в музыканты, – бросил он. – Но смотри мне: чуть что – гайдуки мои со всего племени шкуры спустят!

Барон поднял на Эржебету глаза, молитвенно сложил руки: