Диана Удовиченко - Эффект преломления

Вряд ли справимся даже втроем, подумал я. Это Высшая, к тому же очень опытная. Ясно, что она не хочет схватки: чистильщик – всегда риск. Но чтобы убить ее, нужен такой же Высший.

Продолжая тянуть время, задал вопрос:

– О каких вещах вы говорите?

– С вами приятно иметь дело. Вы очень разумный молодой человек, – улыбнулась Анна. – Сущие пустяки, не имеющие никакой ценности. Семейные архивы и портреты, – она указала на стену.

Только сейчас я заметил, что стена справа от меня увешана картинами.

– Вот, видите, портрет Ференца Надашди, моего отца, – светским тоном говорила Анна.

Мужчина лет сорока, скуластое лицо с крупным носом, тонкие губы, черные глаза. Цепкий тяжелый взгляд.

– Следующий – Дьёрдь Турзо, друг моего отца и мой первый мужчина…

Человеку на портрете было лет пятьдесят. Одутловатое полное лицо, мешки под глазами, крючковатый нос, черная борода, мягкий умный взгляд.

– Эржебету Батори вы и сами узнаете.

Три портрета. На одном Эржебета совсем юная, в алом платье, сидела в кресле, держа на колене раскрытый молитвенник. Очень красивая. На втором – стояла, опираясь рукою на стол. Роскошная женщина лет тридцати. На обоих портретах глаза Эржебеты были черны как ночь.

А вот с третьего смотрела Анна. То же лицо, что у матери, но зеленые глаза.

– Однажды решила, что неплохо и себя запечатлеть, – усмехнулась Высшая, поглаживая большой сейф у стены. – Художник, правда, попался слабоватый, молоденький. Ну, да где ж было еще одного Арчимбольдо взять. Зато вкусный мальчик оказался… Так что, мы договорились?

– Только один вопрос. Почему вы прячетесь под именем Эржебеты?

– Ну, вы ж поймите, – ответила Анна. – Эржебета Батори – бренд! Кровавая графиня, Чахтицкая госпожа, чудовище, самая великая серийная убийца в истории человечества, книга рекордов Гиннеса… И кто такая Анна? Кто будет бояться Анну Надашди? Нет, чтобы создать сильный клан, я должна была стать Эржебетой…

– Вечный номер два, – процедил Чонг. – Неудачница. Говорят же, на детях гениев природа отдыхает…

Кажется, это задело упыриху.

– Мы договорились или нет? – жестко спросила она. – Если нет, мне придется вас убить.

– А чего сразу не убила? – насмешливо осведомился китаец.

– Не хотела, чтобы мы стреляли. Боялась, что пули повредят картины, – неожиданно для себя сказал я.

Анна промолчала, но по взгляду, который она бросила на стену, я понял, что угадал. Портреты – это увлечение, фетиш, то, что есть у каждого упыря. То, что не дает скатиться в безумие. У Батори такая зацепка – прошлое, память о нем. Почему-то ей это важно.

На этом можно было как-то сыграть, поторговаться, еще потянуть время, но Чонг не дал. С идиотским хихиканьем он разрядил обойму в одну из картин. Теперь вместо физиономии Турзо на портрете зияла огромная дыра.

Батори мгновение смотрела на изуродованную картину, потом издала долгий протяжный крик, постепенно перешедший в кошачий вой. Вместе с ним Анна изменялась – красивое лицо превращалось в кошачью морду, тело, растягиваясь, увеличиваясь, делалось звериным. Вскоре перед нами стояло огромное существо, похожее на пуму, поднявшуюся на задние лапы. Но одновременно в нем угадывались и человеческие черты.

Я выхватил оба водяных пистолета, выстрелил в упырицу, произнося слова молитвы.

Батори небрежно стряхнула капли святой воды с блестящей шкуры.

– Убери пукалку, – длинный хвост с неожиданной силой ударил по рукам, вышиб пистолеты. – А чтоб меня молитвой свалить, не меньше чем архиепископ нужен.

Я вовремя отскочил: когтистая лапа вспорола воздух там, где только что была моя голова. Анна недовольно зашипела, изготовилась к прыжку.

– Женщина-кошка, твою мать! – заржал Чонг, и тоже начал перекидываться. – Гляди сюда, ошибка эволюции!

Превратившись в нетопыря, он ненавязчиво полоснул когтями по портрету Анны, украсив его тремя длинными полосами. Батори завыла, отвернулась от меня и прыгнула на киан-ши.

Упыри сцепились и покатились по полу, ударяясь о стены так, что комната отзывалась дрожью. Вскоре Анна стала одерживать верх, подмяла под себя Чонга, потянулась к горлу. Но киан-ши, собрав последние силы, извернулся, ухватил кошку под бока, взмыл к потолку. Кожистые крылья били по стенам, задними лапами нетопырь сдернул тяжелую люстру. Мы с Машей едва успели отскочить в стороны, как посреди комнаты обрушилась хрустальная махина. Брызнули осколки, уцелевшие бусины запрыгали по полу.