Наталия Кочелаева - Зона индиго

Пришло время брачного танца богини Эйи. Ее, тяжелую, величественную, увенчанную золотым венцом, поднимают на паланкине. Шестеро здоровых молодых мужчин, бледнея от тяжести и от торжественности минуты, несут ее к выходу. Две женщины укладывают на другой паланкин, поменьше, одурманенного мальчика. А снаружи уже доносится шум толпы – сотни людей собрались на бракосочетание богини, сотни людей готовы отдать ей свою любовь.

Лиля знала, что ее будут отговаривать. Мужчины, вооруженные до зубов, идут на войну, а женщины должны остаться дома! Знала и приготовилась к отпору, но напрасно. Никто не посмел сказать ей «не ходи», хотя языки-то у всех чесались! Сублимируясь, все хором уговаривали остаться дома Нинулю, хотя она-то как раз никуда не рвалась. Кошачьей скалы Нина боялась до заикания и с утра делала вид, будто ничего такого не происходит. День как день. Нужно готовить еду, прибирать в комнатах, подштопать Иванычу носки и устроить небольшую постирушку. А что дорогие гости собрались на ночь глядя прогуляться – так это ничего, затем и на отдых приезжают. Лилю пугала такая позиция подруги, но ближе к вечеру та все же очнулась и завыла вдруг, упав на грудь Шустову.

– Цыц, дуреха! – ласково прикрикнул на девушку Виктор Иванович, все еще пользующийся правами не то деда, не то приемного отца. – Рано нас оплакивать!

Альберт же на Нину не стал кричать «цыц», только погладил ее по голове и сказал на ухо что-то, от чего девушка моментально перестала реветь.

– Не знал, что ты умеешь ладить с женщинами, – удивленно заметил Дубов, когда все четверо, наконец, вышли из дома. – Как тебе удалось остановить этот поток?

– Я сказал ей, что на такой реве-корове ни за что не женюсь, – ухмыльнулся Альберт.

Дубов споткнулся, Лиля улыбнулась тихонько, а Иваныч погрозил Шустову кулаком.

– Ах, простите, дедушка, вас спросить забыли!

Они засмеялись. Они могли смеяться, хотя знали, что могут не вернуться назад. Они смеялись, хотя шли, быть может, на верную смерть. Они смеялись, хотя знали, что сегодня их привычный мир может рухнуть! Это было необъяснимо и в то же время так ясно! Ведь они шли сражаться за любовь, а за нее и умирать не так страшно. И Лиля улыбалась, не ведая их планов сражения, не желая даже иметь о них понятия. У нее свой план, своя миссия, свое оружие, запертое в грудной клетке, лучистым острием пронзающее ее сердце.

И они пришли.

На подступах к скале Кошачьей их подхватила толпа, понесла в необратимом своем, монолитном потоке. Теперь не свернуть, нужно только стараться не потерять друг друга. Что там, впереди, где горят десятки факелов? Что за слово скандируют эти люди со счастливыми, потерянными, опустошенными лицами?

– Эй-я, Эй-я, Эй-я!

– Что они с нами сделают, если мы убьем эту тварь? – тихонько спросил Дубов, наклонясь к Иванычу.

– Ничего. Победителей не судят.

– Так-то оно так, не судят. Бывает, вешают без суда и следствия…

– Цыц, – сказал ему Иваныч.

– Эй-я, Эй-я, Эй-я!

О, страшная магия скандирующей толпы, как она обезоруживает, как лишает воли! Толпа всегда уверена в своей правоте, толпа не ведает сомнения и милосердия, самая безумная идея толпы приобретает статус неоспоримой истины!