– Нет. Но те из них, кто отдает нам любовь, становятся лучше и счастливее…
– Лучше? Для кого? Для их бога? Слушай меня, суженый мой, я узнала кое-что занятное. Их бог – тоже сфинга . Ему нужна любовь своих адептов, он питается ею, настойчиво требует ее, а им взамен дает неосуществимые мечты о бесконечном блаженстве в ином мире. Так чем же он лучше меня? Пусть лучше поклонятся мне и поймут, что такое настоящее счастье! Скоро вырастет новое поколение людей, для которых моя власть, наша власть будет неоспорима. И тогда наступит золотой век человечества.
– Ты лжешь себе. Ты лжешь мне. Ты знаешь, что будет, если отнять у людей любовь, всю любовь, которой и так осталось мало. Сначала они отнимут жизнь у больных, у слабых, у стариков. Конечно, во имя гуманизма, во имя общего блага. Они не смогут заботиться о ком-то, кроме себя, и у них перестанут рождаться дети. Они разлюбят свою планету и надругаются над ней, вырубят леса, отравят и воду, и воздух, взорвут недра. А закончится все войной, которая превратит этот мир в отравленную пустыню, где не смогут выжить даже сфинги .
– Что ж, быть может, ты и прав. Но это будет еще не скоро. И мы всегда сможем найти новый мир…
– Я помню эти слова. Мне знакомы эти рассуждения. Они погубили нас тогда, давно. Не лучше ли для нас уйти достойно, сохранить память о себе в легендах и мифах, в картинах и статуях? Я не стану тебе помогать. Прости.
– Тебе придется. Увы, тебе придется мне помочь. Жаль, что ты не хочешь этого, отступник. Но я сильнее, а этим миром, всеми мирами от начала времени и до скончания его правит сила. Это истина.
– Истина в другом, но тебе этого не понять…
Ребенок вздрагивает и всхлипывает, но не просыпается. Под плотно сомкнутыми веками его глаза быстро движутся – он видит сон, и сон этот страшен. Мир без любви! Что может быть ужасней… и недолговечней. Ничто, созданное без любви и вне ее, не может существовать долго. Выращенный без любви хлеб пахнет тленом и не приносит насыщения, вино обращается в отраву или в уксус, дома разрушаются и падают, платья расходятся по швам. Сама земля расходится по швам, и в зияющих прорехах мелькает пламя ада!
Любви осталось так мало! Уже есть такие, кто отказывается от нее добровольно. Родители не любят детей. Одни бросают их, другие оставляют при себе, как выгодное приобретение, и требуют, требуют чего-то без конца! Учись хорошо! Поступи в институт! Оправдай наши надежды! Окупи вложенные в тебя средства! Преуспевай! Эти затурканные дети вырастают, становятся мужчинами и женщинами, которые любить не умеют и не хотят. Мужчины ждут от женщин только плотских радостей. Женщины от мужчин – только денег. Телесное влечение, погоня за наживой или вновь воскресшая мода на уютные социальные ячейки подталкивают людей к созданию семьи. Почетная обязанность, конституционное право… Дерево посажено, чтобы зачахнуть, дом построен, чтобы дать трещину, сын рожден, чтобы так и не узнать жизни. О любви говорят, ее ищут в вакууме, или во тьме, или за стеклом – и рассматривают в микроскоп ее умершие клетки. Стихи великих поэтов и полотна великих живописцев, озаренные любовью, расчленяют на первоэлементы, тщетно пытаясь найти в них разгадку. Идеологи, которых еще называют «сидельцами», работают над концепцией любви, планируя, высчитывая, выстраивая. Они заглядывают на шаг вперед и ужасаются. Они запрещают, но их запреты не действуют, они разрешают, но их разрешения никто не спрашивает. Война, которая не может быть побеждена без великой силы любви, врывается в города и в души людей. И вот любовь начинают социально стимулировать – без общественного оптимизма государству никак… Но и тогда является лишь тень любви, а всякий живой порыв подавляют расчеты, амбиции, постоянное желание урвать себе кусок посытнее, страх быть обманутым, недоверие, неверность. И вот рождаются дети, и многие из них рождены не в любви, не с любовью, не для любви… Кого они полюбят? Кто полюбит их?
Человек, лишенный любви, никого не жалеет, не жалеет он и себя, и находит смерть много раньше, чем она находит его.
В тиши подземной пещеры мальчику Егору снится сон о мире без любви, и он безутешно плачет во сне. Не пора ли заплакать и нам?
Но тишину нарушают звуки шагов. Люди, много людей идут по тайному коридору, отнюдь не скрываясь, не стараясь ступать тише. Это их праздник, день их великого торжества. И они запевают древний гимн на древнем, умершем давно языке. Они славят свою богиню.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу