Стивен Кинг: Исход (Том 1)

Итак, когда он встал рядом со мной на колено и сказал: «С тобой все в порядке, детка?», меня разобрал смех. История повторяется как по писаному! Но, знаешь, я смеялась не только из-за комизма ситуации. Если бы дело было только в этом, я бы сдержалась. Нет, это был истерический смех. Ночные кошмары, волнение за ребенка, что же делать со своими чувствами к Стью, ежедневная езда, горечь, сожаление, потеря родителей, все так изменилось… сначала это вылилось в смех, а затем в истерический хохот, который я никак не могла остановить.

— Что здесь смешного? — вставая, спросил Гарольд. Думаю, что прозвучать это должно было ужасно нравоучительно, но к тому времени я уже перестала воспринимать его как прежнего Гарольда, и в моей голове вдруг возник бредовый образ утенка Дональда. Утенок Дональд, пробираясь по обломкам западной цивилизации, скрипучим голоском яростно вопрошает: « Что смешного, а? Что же здесь смешного?» Закрыв лицо руками, я смеялась, всхлипывала и снова смеялась, пока Гарольд, должно быть, не подумал, что я окончательно свихнулась.

Немного погодя я успокоилась. Вытерла слезы с лица и хотела попросить Гарольда, чтобы он посмотрел, сильно ли я поранила спину. Но не сделала этого, подумав, что он может воспринять это как знак СВОБОДЫ. Жизнь, свобода и влечение к Франни. О-хо-хо, не так уж все это и смешно.

— Франни, — произнес Гарольд. — Мне очень трудно это сказать.

— Тогда, может, лучше вообще не говорить? — спросила я.

— Но я должен, — ответил он, и я поняла, что он не отступит, пока не выскажется — Франни, — сказал он — Я люблю тебя.

Кажется, я давно уже знала, что все именно так. Было бы намного легче и проще, если бы он хотел только переспать со мной. Любовь намного опаснее, чем страсть. Я была загнана в угол. Как сказать «нет» Гарольду? Думаю, существует только один способ — неважно, кому это говорится.

— Я не люблю тебя, Гарольд, — вот что сказала я.

Его лицо, казалось, разбилось на кусочки.

— Это из-за него, ведь так? — спросил он. Лицо его исказила уродливая гримаса. — Это из-за Стью Редмена, правда?

— Не знаю, — ответила я. Теперь мне не всегда удавалось сдерживать свои эмоции — думаю, это подарок со стороны матери. Но я по-женски сражалась с этим, хотя бы применительно к Гарольду. Однако чувствовала, как натягивается проводок.

— А я знаю, — его голос дрожал от жалости к самому себе. — Я знаю. Я знал это еще в тот день, когда мы встретили его. Я не хотел, чтобы он шел с нами, потому что я знал. И он сказал…

— Что он сказал?

— Что он не хочет тебя! Что ты можешь быть моей!

— Как будто подарил тебе новую пару обуви, не правда ли, Гарольд?

Он не ответил, как будто понимая, что зашел слишком далеко. С некоторым усилием я вспомнила тот день. Моментальная реакция Гарольда на Стью была реакцией собаки на другую собаку, пришельца, забредшего во двор первой собаки. В ее владения. Я почти видела, как ощетинился Гарольд. И я поняла, что слова Стью были сказаны только затем, чтобы перевести нас из класса собак снова в класс людей. Разве все это не так? Я имею в виду ту адскую борьбу, которую все мы сейчас ведем. Если это не так, то зачем мы вообще утруждаем себя попытками не терять достоинства?

— Я никому не принадлежу, Гарольд. У меня нет хозяина, — сказала я.

Он что-то пробормотал.

— Что?

— Я сказал, что тебе, возможно, придется изменить мнение на этот счет.

На ум мне пришел довольно резкий ответ, но я сдержалась. Взгляд Гарольда блуждал где-то далеко, а лицо было неподвижным, но открытым. Он заговорил:

— Я видел таких парней и раньше. Уж ты поверь мне, Франни. Этот парень из отряда четвертьзащитников в футбольной команде, но вот он просто сидит, в классе, поплевывает в потолок и издевается над людьми, так как знает, что учитель все равно поставит ему хотя бы троечку, а значит, он может продолжать свою игру. Он из тех парней, которые гуляют с самыми очаровательными девушками, а те считают его Иисусом Христом. Он из тех парней, которые с треском выпускают газы, когда учитель английского просит тебя прочитать свое сочинение вслух, потому что оно самое лучшее в классе.

Да, я знаю таких подонков. Удачи тебе, Франни.

А потом он ушел. И это не был ВЕЛИЧЕСТВЕННЫЙ УХОД, как он, конечно, полагал. Это больше походило на то, как если бы Гарольд поведал мне свою самую сокровенную мечту, а я камня на камне не оставила от нее — мечта, вот что изменилось, реальность же осталась прежней. Я ужасно переживала за него, честное слово, и сочувствовала, потому что когда он уходил, то уже не играл роль пресыщенного циника, он был НАСТОЯЩИМ циником, не пресыщенным, а резким и ранящим, как лезвие ножа. Он был побежден. О, но вот что Гарольд никогда не поймет, так это то, что это его представления должны сначала немного измениться, ему необходимо понять, что мир останется прежним, пока прежним остается он сам. Он таит отказы, как пираты таили свои сокровища…