Вольфганг Хольбайн - Сердце волка

Барков все еще не отрываясь смотрел на мертвого волка. Хотя, до того момента как Уайт своим выстрелом остановил начавшееся заживление ран, прошло всего несколько секунд, раны за это время успели частично затянуться. Барков пробормотал две фразы на русском языке. Штефан, конечно, ничего не понял, но русский, резко подняв голову, посмотрел на Штефана и повторил свои слова по-немецки:

— Этого просто не может быть! Какая-то чертовщина!

«Если бы дело было только в этом, я не считал бы, что у меня есть серьезные проблемы», — подумал Штефан. А вслух он сказал:

— Нет, Барков. Это как раз то, что я пытаюсь вам объяснить. Я не знаю, что это за существа. И никто этого не знает. Если хотите, можете называть их оборотнями или же демонами. Любое из этих слов вполне к ним подходит. Они живут в той долине в Боснии и могут принимать какой угодно образ.

— Не может быть, — пробормотал Барков. — Этого не может быть. Вы лжете!

Штефан бросил быстрый взгляд на Уайта. Американец смотрел на него, широко раскрыв глаза. Возможно, он постепенно начинал понимать замысел Штефана.

— Нет, я говорю правду, — невозмутимо произнес Штефан. — Уайт, моя жена и я были там, но мы действительно всего лишь хотели взять у вашего отца интервью. Когда эти твари убили вашего отца, мы были еще внизу, в долине. Вероятно, они посчитали, что ваше присутствие в тех местах им чем-то угрожает. Вы думали, что видели нас, а на самом деле это были они.

Штефан указал рукой на убитого волка.

Барков уставился на неподвижное тело хищника. Штефану было понятно, что русский отчаянно пытается найти ответы на мучившие его вопросы — по сути, пытается объяснить необъяснимое. Барков никак не мог поверить в эту чертовщину, хотя и видел все собственными глазами.

Но то, что никак не получалось у Штефана, помогла довершить Соня.

Позади русского появилась тень — так близко к нему и так внезапно, как будто она не явилась из соседнего помещения, а материализовалась у входа в ванную прямо из воздуха. Даже сверхвосприимчивые органы чувств Штефана его ни о чем не предупредили. Соня просто появилась рядом. И она стала действовать четко и безжалостно, как бездушная машина.

Барков увидел испуг на лице Штефана и отреагировал так быстро, как от него и следовало ожидать. Правда, он не мог полностью отразить нападение Сони, но все же действовал достаточно быстро для того, чтобы суметь остаться в живых после первого нападения оборотня. Он резко повернулся на сто восемьдесят градусов и махнул ножом снизу вверх. Лезвие ножа резануло по Сониной руке от запястья до локтя и устремилось по дуге вверх. В тот же миг кулак Сони ударил русского по ключице, и Штефан услышал, как она сломалась. Барков громко охнул и отшатнулся, а Соня тут же с размаху ударила его рукой, после чего русский свалился на пол.

Буквально в то же мгновение Уайт выстрелил в Соню. Если бы Барков упал чуть позже, пуля попала бы в него. Впрочем, Штефан был уверен, что Уайт не сильно горевал бы по этому поводу. Вполне возможно, он надеялся, что пуля из его крупнокалиберного пистолета сначала прошьет насквозь тело русского, а затем попадет в Соню. Однако волею случая Баркову удалось избежать этого, и пуля прошла насквозь через тело Сони, отбросив ее назад и заставив отчаянно замахать руками в попытке удержать равновесие. Позади Сони от дверной коробки отлетели щепки.

Но пуля Уайта, по всей видимости, не задела ни одного жизненно важного органа, а может, Соня просто обладала более сильной способностью к регенерации, чем ее братья. Удержавшись на ногах, она несколько секунд стояла совершенно неподвижно. Ее глаза казались неживыми, а на лице появилось выражение максимальной сосредоточенности. От ее вида даже у Штефана, прекрасно знающего, что за существо стоит перед ним, по спине побежали ледяные мурашки.

Затем внешность Сони начала меняться. Соня не превратилась в волка, но и человеческие черты в ней стали расплываться. Она изогнулась и наклонилась вперед, как будто ее мышцы вдруг стали тяжелее, чем мог вынести человеческий скелет. Кисти превратились в лапы с похожими на изогнутые ножи ужасными пятисантиметровыми когтями, а запястья и руки до локтя покрылись густым черным мехом. Уши стали такими же, как у волка, — остроконечными, стоящими торчком. Они периодически поворачивались то вперед, то назад, словно независимые друг от друга маленькие радары. В Сониных глазах, ставших абсолютно черными, теперь светилось что-то злобное, кровожадное и первобытное. Во рту сверкнули смертоносные клыки. Лицо Сони пока не изменилось, однако оно теперь было, пожалуй, самым ужасным в ее облике. Оно… перекашивалось и дергалось, как будто под кожей копошилось что-то темное и бесформенное, пытающееся выбраться наружу.