Вера Головачёва - Фантом является ночью

– Я давно говорю, врачам не стоит верить, – заметил отец, – ты их слушай и делай все наоборот. Здоровее останешься.

– Нет, здесь не врачи виноваты, – возразила Алиса. – Сам дед говорил, что они правильный диагноз ему поставили. Все дело в коляске. Особенная она.

– Как это? – у Родиона как-то вылетело из головы, что собирался он не только принципиально не слушать девчонку, но и не разговаривать с ней.

История с коляской его заинтересовала, и очень. А что, если Алиса на самом деле начнет ходить? Вылечится за счет него. А что, от такой коляски всего можно ожидать. Не даром же он уже чувствует, как у него ноги отнимаются. И подарит она потом ему свою коляску. Мол, катайся, твоя очередь.

– Дед Лохмач рассказывал, что коляска эта ему от знакомого одного досталась. Вроде, тот тоже когда-то не ходил, а потом, когда вылечился, отдал деду и говорит: «Возьми, она тебе поможет». Он и мне так сказал, когда подарил коляску.

– А ты и поверила, – усмехнулся Родион, покачиваясь на табурете. Он-то думал, здесь действительно какая-то особенность, какая-то загадка. А здесь простая благотворительность. – Неужели ж вы всему поверили? Упасть над вами можно, родичи.

– Можно и упасть, – двусмысленно отозвался Афанасий Викторович и посмотрел на табурет Родиона. Серьга блеснула.

Мальчик почему-то испугался этого взгляда, качнулся в сторону, словно уворачиваясь от него, и с грохотом растянулся на полу. Прямо около коляски. Ему почудилось, как от нее дохнуло жаром, а перед глазами мелькнули языки пламени. Запахло палеными волосами.

Родион вскочил быстро на ноги, и видения словно не бывало. Афанасий Викторович невозмутимо допивал свой чай, даже не глядя на него. Словно ничего и не случилось. Ужасно неудобно было перед родителями, перед девчонкой, которая видела его позорное падение. Все взоры были обращены к нему. Смотрели до обидного сострадательно. Захотелось крикнуть им что-то обидное, чтобы эта жалость в глазах исчезла. Чтобы его не принимали за маленького нерадивого мальчика, который даже на стуле сидеть не может.

– Скорее я разучусь ходить, чем ты научишься, – с обидой бросил он Алисе.

Теперь оставалось только гордо уйти, оставляя родственников и сиделку эту усатую переваривать информацию. Он круто развернулся и... Родион не мог понять, как он мог запутаться в собственных ногах. Буквально на ровном месте он растянулся на всю кухню. Опять почудилась гарь. В горле неприятно защекотало.

Он снова поднялся. После второго падения стыдно было и в глаза смотреть. Скорее в свою комнату, чтобы никто его не видел. Где бы он никого не видел. Он заторопился. И снова упал. Ноги просто подкосило.

Родион понял, что они отказываются его слушать.

Словно кто-то приказал обернуться, и Родион повиновался. Афанасий Викторович смотрел прямо на него. Никакой усмешки на его лице, ни жалости. Он словно взглядом говорил: «Ты прав, ты разучишься ходить».

«Вот в чем дело», – понял Родион, прислонясь спиною к стенке. Вспотевшая кожа особенно остро почувствовала холод камня.

Все дело в нем самом. Точнее, в его словах. Сначала он сказал, что лучше бы ему быть как прыщавый Антон. Потом. Что потом? Потом он пнул коляску и что-то ей сказал. Что же? Во сне он видел ее? Нет. Она его страшный сон. Вот! Затем назвал Афанасия Викторовича чертовым. Боже, зачем он так его назвал?

Короче говоря, все те недобрые слова, которые с горяча Родион бросал в адрес Алисы или ее коляски, сбывались. Только сбывались по-своему, не в пользу Родиона.

Родион не выдержал взгляда этого человека – или не человека – и чуть ли не бегом отправился в комнату. Больше он не спотыкался.

Значит, Алиса ни в чем не виновата. А он-то над ней издевался. Вот болван! Перед глазами вновь мелькнули брови-крылья. Глупость какая, так и влюбиться не долго. Родион отогнал навязчивое видение и переключил свои мысли на другое.

А переключиться удалось только на Афанасия Викторовича. Этот страшный человек делает все, чтобы ему жизнь «Сникерсом» не казалась. Зачем? Почему он свинушную родственницу не достает? Может, они одна шайка? Приехали сюда, чтобы жизнь ему испортить. Нет, как-то неправдоподобно получается.

Он ведь чувствует себя здесь хозяином. Ходит себе спокойно по комнатам, серьгою сверкает. А сиделкой меня сделал. Подумаешь, работничек. Стоп! Серьгою он не всегда сверкает, а только когда действует его гипноз!

Безумная мысль закралась Родиону в голову и позволила нервам тревожно защекотать в животе. Что, если сережку эту у него украсть? Но как? Родион даже не видел, как он спит. Когда мальчик засыпал, Афанасий Викторович сидел у постели Алисы. Проснулся – он словно и не пошевелился с вечера: все так же сидел, только смотрел уже не на Алису, а на него. Кстати, когда этот мужчина смотрел на него, Родиона, так пристально, случались все эти страшные вещи. Может, ему очки подарить? Солнечные.