Андрей Сенников - Девять

Игоря забили насмерть бейсбольной битой.

Патологоанатом в отчёте указывал орудие убийства приблизительно, как и количество нанесённых ударов: не менее ста, большая часть — по голове…

К чёрту!

Горохов видел биту совершенно отчетливо, она взлетала и падала, взлетала и падала, кружась в пыльном смерче прошлогодних листьев, обломанных веток, комочков земли. Игорь уже не шевелился, а короткие, мутнеющие от крови блики стремительно срывались, пронзая серый, дрожащий, сумрак размытого отпечатка действительности, в которой Горохов, раз за разом швырял своё коротконогое тело в узкий простенок между дверями в комнату-кабинет и углом коридора, ведущего на кухню. Лаял Бука, панельная стена вздрагивала от тяжких ударов. В трансе Горохов разбил лицо, сломал нос, ободрал подборок и фаланги пальцев…

Милицию вызвали соседи с нижнего этажа.

Когда пэпээсники принялись стучать в дверь, им отвечал только Бука…

Двадцать пятый день…

Его окружали деревья, жёлтые листья кружились вокруг головы, плеч и падали на землю, ещё тёплую, хранящую память о летнем зное. Бабье лето… Небо над головой чистое и прозрачное, солнце пронизывало растворяющиеся в нем кроны, сбивая разноцветные листочки стрелами предзакатного света. Яма готовилась к спячке, долгой зиме, и тревожным снам. Горохов свистнул, Бука отозвался справа: за кустами его не видно, но он вскоре появился, распластанный в беге, на махах, и каштановая шерсть плескалась волнами, запутавшегося в ней света. Горохов взмахнул поводком:

— Пойдём?..

Бука стряхнул опавший лист, помотав лобастой головой, и привычно затрусил вдоль склона, взбивая лапами прель. Горохов шагнул следом. Они вернутся сюда, вернутся…

«Пока ничего не могу сказать, Альберт Васильевич…»

Голос Фролова, искажённый телефонной мембраной, казалось, потрескивал.

«По делу работают «зареченские» опера. Насколько я знаю, в ночь убийства через одну остановку от Ломжинской, в один из последних трамваев села группа подростков от пятнадцати лет. Может быть, старше. Четверо парней и две девицы. Бейсбольных бит у них не заметили, только пивные баллоны. Вели себя шумно. Сошли в центре. Кондуктор дала описание, люди работают, но…»

…Они вернутся. Горохов размеренно шагал, высматривая собаку впереди. Даже Бука это знает. Сегодня сорок восьмой день их добровольного патруля: утром, вечером и поздней ночью. Неделю назад по Игорю справили «сороковины». Инна решила переехать в Новосибирск насовсем. Они почти не говорили, женщина смотрела в чашку потухшим взглядом. Каталка, накрытая простынёй, казалось, всё ещё стоит между ними, как тогда. Сжатая пружина памяти вдруг распрямлялась, и её плоские кольца рваными краями кромсали плоть по живому: звонок Горохова в Новосибирск, опознание, похороны, крик-стон Инны на поминках: «Вы ведь знали! Вы знали заранее…»

Катя перебирала в комнате старые игрушки. Тихо, едва слышно…

Он потерял их…

Осталась только Яма.

«Ничего нового по делу нет. Почему вы интересуетесь? Вы родственник?» — говорят в ОВД «Зареченское».

«Нет новостей, Альберт Васильевич», — говорит Фролов.

«Нет! И перестаньте сюда приходить!» — дежурный милиционер выводит Горохова за турникет…

Они вернутся сюда, вернутся…

…Дымок. Горьковатый запах горящих тополиных веток, а потом Горохов едва не запнулся о собаку. Бука вытянулся в струнку и стоял совершенно неподвижно, поджав переднюю лапу. Хвост торчал параллельно земле. Подрагивали брыли, чутко шевелился влажный нос. Горохова вдруг что-то толкнуло в грудь. Бука делал стойку! Как на картинке…

Сдавленный женский крик и следом хныкающий стон разбили изумление вдребезги. Бука припал на лапах. Они сорвались с места одновременно. Горохов уворачивался от веток на бегу, прикрывая лицо предплечьями, мешал поводок. Буке не легче, пошёл кустарник, цепкие шарики репейника оседлали собаку, но он опережал Горохова резкими рывками из стороны в сторону. Ненамного, но пёс выскочил к Чёртову камню раньше и сразу же залился оглушительным лаем. Кто-то завизжал. Горохов наддал, гибкая ветвь хлестанула по щеке, обожгла. Очки съехали набок, одна дужка слетела с уха. Он вывалился на полянку у камня, к чадному костерку и разбега врезался в собаку. Земля подпрыгнула, небо качнулось и метнулось за спину. Горохов упал, вытянув руки, вспарывая пальцами сырую и мягкую почву.

— Во, бля! — сказали над головой хриплым баском. — Фигасе, глянь, чё из лесу ещё выпало…