Андрей Сенников - Девять

Ржавые ворота больницы гостеприимно распахнуты. Горохов ступил на территорию не без трепета, словно пересекал некую границу, отделяющую реальный мир от чёрной дыры болезненных иллюзий. Он усмехнулся внезапной робости: настоящая граница не здесь, а внутри него. Полоса отчуждения, шрам в сознании, багровый, воспалённый рубец, а может быть — яма. Горохов испытал внезапное раздражение, переходящее в злость. Вприщур осмотрел двухэтажные корпуса с окнами, забранными решётками. В отдалении группа в чёрных ватниках, из-под которых выглядывали полы стёганых больничных халатов, лениво ворошила, слежавшиеся по краям расчищенных дорожек, сугробы. Человек в пальто и белой шапочке безучастно курил в кулак, но Горохов вдруг остро почувствовал его колкий внимательный взгляд.

— Чёрта с два я здесь останусь, — сказал Горохов вслух и пошёл по дорожке к ближайшему зданию с высоким крыльцом и вывеской…

— Успокойтесь, вы очень напряжены. Хотите чаю?

Горохов хотел отказаться, но сразу почувствовал насколько продрог.

— Да, спасибо…

Улыбчивый, розовощёкий доктор отложил больничную карту Горохова на край стола, помедлил и аккуратно выровнял её по углу столешницы, подталкивая чистыми ухоженными ногтями.

— Прекрасно! — врач пружинисто поднялся и принялся колдовать в углу, у широкого стола-тумбы над заварным чайником и чашками. Горохов осматривался: просторный кабинет с двумя широкими окнами из стеклопакетов; слишком ровные для старого здания стены, наверняка под обоями в мелкий рубчик — гипсокартон. Мебель современная, в открытых шкафах, помимо книг, толстенные папки скоросшивателей с номерами. В подвесном потолке — круглые глазки утопленных ламп. В свободном углу большая кадка с широколистным фикусом полутораметровой высоты, а на стене, рядом, полка с высокой клеткой. Волнистый попугайчик деловито чистил перья.

Кабинет главврача, Шемелинского Эльдара Александровича являл собою разительный контраст с тем, что находилось за порогом, в коридорах приемного покоя с унылым коричневым кафелем на полу, бледно-зелеными, пузырящимися панелями, многолетними наслоениями эмали на оконных рамах, грузными, словно полуобглоданные туши на крюках, батареями центрального отопления. И пахло там не чудесным чайным ароматом, а дезинфекцией.

— Это прекрасно, — повторил хозяин кабинета, возвращаясь к столу с двумя чашками, — Это прекрасно, что вы пришли сами, а ещё лучше то, что вы прошли столь скрупулезное обследование…

Он уселся, но не в кресло, а рядом с Гороховым, на вполне демократический стул. Накрахмаленный халат хрустнул жёсткими складками.

— Почему? — спросил Горохов, принимая дымящуюся чашку, — Спасибо…

— Ну, во-первых, потому что вы осознаёте своё решение и понимаете необходимость этого шага, а это очень важно, — врач прикоснулся тонкими губами к краю чашки, — А во-вторых, результаты, — он показал глазами на больничную карту, — позволяют смело отбросить возможные варианты расстройств, связанных с органическими или инфекционными поражениями. Кстати, у вас в роду случаев шизофрении не было?

Он улыбался, но взгляд цепко и неподвижно замер на лице Горохова.

— Нет, — Горохов поставил чашку на стол, — а что?

— Видите ли… Этиология шизофрении, патогенез, мягко говоря, недостаточно изучены. Очень мягко говоря… М-да, но вот важную роль играют генетические факторы, пол, возраст больных… У мужчин, кстати, формы тяжелее…

— Верю вам на слово, но почему сразу шизофрения?

— Эхк-х-гм… — врач звякнул чашкой о блюдце, которое держал в руке, — Как вам сказать. Симптоматика ваша наводит, знаете ли…

Горохов вздыбил брови.

— …Успокойтесь, успокойтесь… Сразу скажу, что в госпитализации необходимости нет совершенно никакой. И я вам не диагноз объявляю, а просто размышляю вслух. Вместе с вами, с ваших же слов о самочувствии. Следите, пожалуйста. Соседство с криминогенным местом, где часто случаются акты насилия, не может не вызвать периодических размышлений и личных переживаний о подстерегающей опасности. Это, в общем, здоровая реакция, но зачастую, на каком-либо фоне она может трансформироваться в одно из навязчивых состояний: неотступные представления о происходящем там, или же фобии. Заметьте, вы не бредите, осознаёте болезненность этих состояний и критически к ним относитесь, но… — доктор поднял над чашкой указательный палец, — не можете от них избавиться. Кстати, убийцу детей… этого «Упаковщика», ведь так и нашли, верно?