Стивен Кинг: Противостояние. Том II

— Увидимся завтра, самое позднее — после полудня, мм-м? Ты только скажи Лори, когда тебе будет удобно.

— Зачем?

— Нога, — сказал Джордж. — Здорово болит, да?

— Не очень.

— Стю? — Фрэнни села на кровати. — Что у тебя с ногой?

— Сломана, неправильно срослась, перетружена, — сказал Джордж. — Погано. Но можно исправить.

— Ну… — начал было Стю.

— Никаких «ну»! Дай-ка мне взглянуть, Стюарт! — У нее снова появилась на лбу черточка «я-так-хочу».

— Потом, — сказал Стю.

Джордж встал.

— Договоришься с Лори, хорошо?

— Он придет, — сказала Фрэн.

— Приду, — ухмыльнулся Стю. — Раз начальница велит.

— Очень хорошо, что ты вернулся, — сказал Джордж. Тысяча вопросов, казалось, замерла прямо у него на языке. Он легонько тряхнул головой и вышел, осторожно прикрыв за собой дверь.

— Ну-ка пройдись, а я посмотрю, как ты ходишь, — сказала Фрэнни. Черточка «я-так-хочу» не исчезла с ее лба.

— Эй, Фрэнни…

— Давай-давай, я хочу взглянуть.

Он прошелся по палате — как матрос по раскачивающейся палубе. Когда он обернулся к ней, она плакала.

— Ох, Фрэнни, детка, не надо.

— Я должна выплакаться, — сказала она и закрыла лицо руками.

Он уселся рядом с ней и отвел ее руки от лица.

— Нет. Не должна.

Она взглянула на него широко раскрытыми глазами, из которых еще текли слезы.

— Столько людей умерло… Гарольд, Ник, Сюзан… и… А что с Ларри? Что с Гленом и с Ральфом?

— Я не знаю.

— И что сказать Люси? Она будет здесь через час. Она приходит каждый день, и она сама на четвертом месяце. Стю, когда она спросит тебя…

— Они умерли там, — сказал Стю, скорее самому себе, чем ей. — Так я думаю. Сердцем чую.

— Не говори так, — попросила Фрэн. — Только не при Люси. Если ты так скажешь, у нее сердце разорвется.

— Я думаю, они были жертвой. Бог всегда требует жертв. У него все руки в крови от них. Зачем? Я не могу сказать. Я не очень умный человек. Может, мы сами навлекли это на себя. Что я знаю точно, так это то, что бомба взорвалась там, а не здесь, и на время мы в безопасности. На какое-то время.

— Флагг исчез? На самом деле исчез?

— Я не знаю. Я думаю… нам придется следить, не появится ли он. И со временем кому-то придется найти то место, где выводили вирусы вроде Капитана Скорохода, и забросать его грязью, и посыпать землю солью, и помолиться. Помолиться… за всех нас.

Позже этим же вечером, незадолго до полуночи, Стю катил ее в кресле на колесиках по тихому коридору больницы. Рядом шла Лори Констабл, и Фрэн проследила, чтобы Стю договорился о встрече с врачом на завтра.

— У тебя такой вид, Стю Редман, словно это ты должен сидеть в инвалидном кресле, — сказала Лори.

— Сейчас она меня совсем не беспокоит, — отмахнулся Стю.

Они подошли к огромному стеклянному окну, откуда было видно палату, отделанную в голубых и розовых тонах. Большая подвижная конструкция с детскими люльками свисала с потолка. Была занята лишь одна люлька в первом ряду.

Стю восхищенно уставился на нее.

Карточка перед колыбелькой гласила: ГОЛДСМИТ-РЕДМАН, ПИТЕР, МАЛЬЧИК, ВЕС 6,9, М. ФРЭНСИС ГОЛДСМИТ, КОМ. 209, ОТ. ДЖЕССИ РАЙДЕР (ум.).

Питер плакал.

Его маленькие ручонки сжимались в кулачки. Личико было красным. На головке торчала поразительная полоска черных волосиков. Голубые глазки, казалось, уставились прямо в глаза Стю, словно обвиняя его во всех своих несчастьях.

Лобик прорезала глубокая вертикальная морщинка… черточка «я-так-хочу».

Фрэнни снова заплакала.

— Фрэнни, что случилось?

— Все эти пустые колыбельки, — сказала она, всхлипывая. — Вот что случилось. Он там совсем один. И конечно, он плачет, Стю, он ведь совсем один. Бог ты мой, все эти пустые люльки…

— Ему не придется очень долго быть одному, — сказал Стю и обнял ее за плечи. — И, судя по его виду, он нормально справляется. Как по-твоему, Лори?

Но Лори оставила их одних перед окном в палату младенцев. Морщась от боли в ноге, Стю опустился на колени возле Фрэнни, неуклюже обнял ее, и они с немым изумлением смотрели на Питера, словно этот младенец был первым из всех, родившихся на земле. Через некоторое время Питер заснул, прижав обе ручонки к груди, а они все еще смотрели на него… и изумлялись тому, что он вообще существует.

Наконец зима осталась позади.

Она тянулась долго, и Стю с его восточнотехасской закваской переносил ее жутко тяжело. Через два дня после его возвращения в Боулдер его ногу заново сломали, выправили кости и упаковали на сей раз в тяжелую гипсовую повязку, которую не снимали до начала апреля. К тому времени повязка стала похожа на какую-то невероятно сложную дорожную карту; казалось, каждый в Свободной Зоне оставил на ней свой автограф, хотя это, конечно, было невозможно. Странники снова начали стекаться в Боулдер после 1 марта, и к тому дню, когда в старом мире заканчивался срок уплаты налогов, Свободная Зона насчитывала около одиннадцати тысяч человек, судя по списку Сэнди Дюшьен, которая теперь возглавляла Бюро переписи из двенадцати сотрудников — контору, владеющую собственным компьютерным терминалом в Первом боулдерском банке.