В ту ночь Дэнни долго не мог заснуть, непрестанно ворочался с боку на бок, и ему изредка мерещилось, как дверь его комнаты открывается, впуская подростка с пустыми глазницами на белом, как луна, лице и с ружьем наперевес. Несколько сильных порывов ветра заставили дом заскрипеть, что тут же превратилось в стоны убиваемых девочек. Дэнни лежал с закрытыми глазами, считал до тысячи, потом в обратном порядке, множество раз сбивался, если стоны казались особенно отчетливыми, и заснул, лишь когда восточная часть неба начала понемногу светлеть. Впрочем, на следующий день (такой же солнечный и душный) Дэнни почувствовал себя намного лучше. Вчерашние мрачные мысли словно покрылись полупрозрачным налетом времени и в размытых, неясных очертаниях казались не такими пугающими.
Мать оказалась с утра в хорошем расположении духа, Джонни уже смылся (Дэнни проснулся поздновато), чуть позже позвонил Сид, предложив совершить вылазку на загородную свалку (где, кстати, Дэнни еще не бывал), все это еще больше отдалило вчерашнюю беседу в Грин-парке, вытеснив ее из сознания мальчика. Дэнни был еще ребенок, пусть и впечатлительный. Принимая все слишком близко к сердцу, он в то же время очень быстро забывал неприятное. Настроение сменялось быстрее дыхания, что было своеобразной самозащитой. Еще через неделю Дэнни, поглощенный предстоящей встречей с новой школой, основательно забыл свое первое впечатление от слов Сила про убийство. Спустя некоторое время он уже не видел в этом ничего серьезного и считал это историей хотя и неприятной, но вполне терпимой. Вопросом, ошибается он или нет, Дэнни не задавался.
Как-то раз он поинтересовался у Джонни, знает ли он что-нибудь о прежних хозяевах. Брат был в хорошем расположении духа; вчера у него был день рождения, и, хотя впервые за много лет его не отмечали как полагается (с друзьями и праздничным столом), Джонни все-таки надарили подарков. Дэнни тоже наскреб из своих запасов на любимые конфеты брата. Из Манчестера позвонила тетя Берта, папина старшая сестра, и поздравила его. Позже он получил в посылке пару футболок и синие джинсы. Джонни Шилдс оттаивал, пожалуй, лишь на собственный день рождения, ну еще на День всех святых и Рождество. Дэнни не раз говорил сам себе, что не надо дарить скверному братцу ничего, но приходил определенный день, и сердце мальчика отходило. Многочисленные обиды и несправедливости со стороны Джонни уходили на задворки памяти. Позже, конечно, Дэнни жалел о минутной слабости и опять давал себе зарок. Через год все повторялось. На свое двенадцатилетие Джонни получать подарки было еще приятнее, чем всегда. Друзей пока не было. Родня (те, что любили его и выказывали любовь как надо, исправно дарили подарки чуть ли не на все праздники) осталась далеко. Поэтому внимание со стороны родителей и младшего брата Джонни оценил вдвойне. На следующее утро после дня рождения кратковременная любовь (которая позже непременно умрет) еще находилась в своей верхней точке. Благодушие Джонни по-прежнему сказывалось на Дэнни Шилдсе — младший брат даже не притронулся к пирогу, приготовленному для именинника, на половину которого он вообще-то имел полное право. Джонни еще вчера вечером оценил этот его великодушный жест. С глазами, горевшими предвкушением пирога, с которым он может разделаться единолично, он поблагодарил Дэнни (тот не мог припомнить, когда подобное случалось в последний раз, если вообще было). А утром предложил ему часть оставшегося. Дэнни (он еле сдержался) отклонил приятную возможность. И это несмотря на его любовь к пирогам, не меньшую, чем у брата. В душе он расцвел от внимания Джонни. Временами Дэнни был готов убить старшего брата, такая находила злость. Но в то утро он все-таки решил, что на самом деле любит Джонни и на многое пошел бы ради него. У Дэнни мелькнула идея: а что, если Джонни исправится (умом он понимал, что этого не произойдет, это просто нереально), перестанет так часто терроризировать его и превратится в такого брата, о котором Дэнни все время мечтал. Дэнни сидел, смотрел, как брат доедает остатки пирога, и у него зрело убеждение, что иногда приятнее отдать другому то, что хотелось бы самому. Именно в этот момент, видя, с каким проворством и едва слышным урчанием Джонни поглощает пирог, Дэнни вспомнил о комнате брата.
Он знал об убийстве уже целых пять дней. О брате он тогда не думал, да и не хотел о нем думать. Он был убежден, что Джонни все равно толстокожий, что ему будет наплевать, пусть хоть в его комнате убили двадцать два человека. Главное — все убрали и прошло время. Теперь же душу Дэнни переполняла любовь, и он нелестно отозвался о самом себе за такие мысли о старшем брате. Ну разве может быть толстокожим подобный гурман? Конечно нет! Дэнни забеспокоился о брате, хотя и не знал, чем именно смог бы ему помочь. Ну ладно, все о'кей. Наверное, он не знает об убийствах в их теперешнем доме. Дэнни решил зайти издалека и спросил как бы невзначай, что ему известно. Джонни, не переставая жевать, с набитым ртом пробубнил:
Читать дальше