Сьюзен Хилл: Женщина в черном

Сердцем я чувствовал: пережитое никогда не покинет меня, оно пронизывало все мое существо и было неотъемлемой частью моего прошлого, но я надеялся, что смогу заставить себя обо всем забыть и мне уже не придется восстанавливать в памяти от начала и до конца. Словно старая рана, оно время от времени напоминало о себе легкой болью, которая с годами слабела, по мере того как мое семейное счастье и душевное спокойствие укреплялись. В последнее время оно стало подобно легкой ряби на воде, всего лишь смутным отголоском воспоминаний.

Но сегодня былая трагедия снова заполнила мои мысли, вытеснив оттуда все остальное. Я знал, что мне никогда не узнать покоя и я буду лежать без сна в холодном поту, заново воссоздавая то время, события, вспоминая те места. Так повторялось ночь за ночью долгие годы.

Я встал и снова принялся ходить по саду. Завтра — Рождество. Неужели даже в этот благословенный день я не почувствую себя свободным? Неужели нет средства, подобно обезболивающему или мази, облегчающей боль в ране, пусть и временно, которое сдержало бы воспоминания и то пагубное воздействие, которое они на меня оказывали? И вот пока я стоял среди посеребренных лунным светом фруктовых деревьев, меня вдруг осенило: чтобы избавиться от старого призрака, который неуклонно преследует меня, нужно изгнать его, как нечистого духа. Я должен изгнать своего призрака. Мне необходимо рассказать мою историю, но не вслух у камина, ибо это не забава для праздных слушателей, слишком уж она была мрачной и реальной. Я изложу ее тщательно и во всех подробностях на бумаге. Я решил, что напишу мою историю о привидениях. А потом, возможно, смогу наконец освободиться и спокойно прожить отведенное мне время.

В тот момент я подумал, что эту историю никто не должен прочитать. По крайней мере пока я жив. Лишь меня преследовал призрак, только я пострадал от его деяний — я знал, существовали и другие, но рассудил, что никого из них в живых уже не осталось. Судя по охватившей меня тогда тревоге, я все еще сильно переживал случившееся, поэтому именно мне предстояло изгнать призрака.

Я поднял голову и посмотрел на луну и на Полярную звезду, сиявшую ослепительно ярким светом. Сочельник. Преисполненный глубокого чувства, я стал молиться, произносил про себя простые слова молитвы и просил дать мне силы и стойкости, чтобы они не покинули меня, пока я не закончу самое мучительное дело в моей жизни. Я молил Господа благословить мою семью и подарить всем нам тихую ночь. Пускай я теперь и управлял своими чувствами, но по-прежнему страшился часов, которые мне предстояло провести наедине с тьмой.

Словно ответом на мою молитву стали давно забытые строки, которые вдруг всплыли в моей в памяти. Позже я прочитал их вслух Эсми, и она тут же сказала, откуда они.

Я процитировал эти строки вслух, и покой снизошел на мою душу, мне удалось восстановить внутреннее равновесие, но я по-прежнему был тверд в своем намерении. После праздников, когда члены моей семьи разъедутся и мы с Эсми останемся одни, я начну писать мою историю.

Я вернулся в дом. Изобель и Обри уже поднялись наверх, чтобы вместе совершить радостный ритуал — тайком прокрасться в комнату своих сыновей и положить в их носки подарки. Эдмунд читал, а Оливер и Уилл ушли в свою старую игровую комнату, которая располагалась в противоположном конце дома, где стоял видавший виды стол для бильярда. Эсми приводила в порядок гостиную и собиралась отойти ко сну. О вечернем происшествии не было сказано ни слова, хотя на ее лице читалось беспокойство, и я сослался на внезапный приступ несварения, чтобы оправдать свое неожиданное поведение. Я позаботился об очаге, погасил огонь и вытряхнул трубку, постучав ею о край камина. Мною снова овладели покой и умиротворение, я больше не боялся тех ужасов, которые мне приходилось переживать в одиночестве во сне или в предрассветные часы бодрствования.

Завтра Рождество, и я с радостью ожидал его. Это будет время семейного воссоединения и всеобщего праздника, время дружбы и любви, время радости и смеха.

А когда все закончится, я приступлю к моей работе.