Сьюзан О'Киф - Чудовище Франкенштейна

Она осеклась.

— Что, Лили? Какое еще оправдание нашла твоя извращенная логика?

— Ты никогда не познаешь меня! — возбужденно крикнула она. — Никогда!

— Больно надо.

Злость сошла с ее лица, сменившись сначала выражением спокойствия, а затем медленно появившейся улыбкой — словно чередовались маски. Лили прошагала по песку разделявшие нас пару футов, наклонилась, провела пальцем по моей щеке, нагнулась ниже и жадно припала ртом к моим губам. В нерешительности я заглянул ей в глаза, но там было слишком темно, и ночь тоже была слишком черна. Я бездумно отдался поцелую. Мои пальцы сомкнулись у нее на талии, и я притянул Лили к себе. Она вызывала у меня неприязнь, но физически я все равно хотел ее.

Неужели плоть так легко предает мужскую душу? Или все дело в моем строении: каждая часть тела стремится достичь своей цели?

Ее дыхание над ухом вторило реву океана, гулу крови в моих жилах. Лили прошептала:

— Еще никогда я не вызывала у тебя такой ненависти, и еще никогда тебе не хотелось так меня ударить, но ты все равно меня вожделеешь.

Я спихнул ее на песок, встряхнул затекшие ноги и направился обратно к Мак-Грегору. Моя неотвязная питомица со смехом следовала за мной.

В окнах было темно: все лампы потухли, кроме одной. Не так уж поздно, чтобы Мак-Грегор лег спать, если только он не вздремнул, дожидаясь нас. Чтобы не испугать его, я сначала постучал в дверь, а уж потом открыл ее.

— Мак-Грегор? — негромко окликнул я.

Было непривычно темно, но я не почуял подвоха и шагнул внутрь.

— Дугалл?

Мак-Грегор лежал в дальнем углу, его дородное тело обмякло, из окровавленной груди торчал нож.

Лили заглянула из-за моей спины.

— Он мертв!

— Да, мертв, — послышался голос из мрака. — Он назвался твоим другом и не оставил мне выбора. У меня же нет друзей, значит, и у тебя их не может быть.

Рядом с головой Мак-Грегора появились два сапога — из тьмы на свет гаснущего огня, хромая, вышел человек. Я медленно и опасливо поднял взгляд… с искривленных колен… на горбатую фигуру… лицо, высохшее и покрытое белыми чешуйками в одних местах, изрезанное едва зажившими шрамами — в других. Я почти ощутил запах дыма, еще исходивший от горелой кожи.

— Теперь я такой же урод, как ты, — сказал Уолтон и перевел взгляд на живот Лили. — Но вижу, я не первое твое создание.

— Ты жив!

— Ненависть способна чудом вернуть к жизни.

Лили шагнула вперед и начала расспрашивать дядю:

— Мой дом восстановили? Рабочие пытались меня обмануть?

Я сгреб ее сзади за плечи и поставил на колени.

— Здесь стоит твой дядя, которого мы считали погибшим. Он точно знает о судьбе твоей матери, а ты спрашиваешь о своем доме? Спроси о матери, Лили!

— Моя сестра умерла от разрыва сердца, решив, что я погиб.

Маргарет мертва? Я сделал Лили сиротой, взвалив еще один грех на свои усталые плечи. Как я мог бросить ее теперь, когда Маргарет и Мак-Грегор погибли? Стоя у нее за спиной, я не видел, могла ли она осознать своим помутившимся рассудком смысл сказанного.

— Твоя мать погибла в ночь пожара, — произнес Уолтон. — Он рассказал тебе, как спалил дом дотла? Я попал в самое пекло. Одежда и волосы вспыхнули, и я выбросился из окна. Моя дорогая Маргарет накрыла мое изломанное тело своим, чтобы загасить пламя. — Его грубый голос стал резче. — Лежа на мне, она всем весом давила на мою опаленную плоть. Я закричал, но мои связки не слушались меня. Я не мог даже пискнуть, не мог шелохнуться или вздохнуть. Она решила, что я погиб, и сама умерла на месте: ее бедное сердце разорвалось от горя.

В его глазах не светилось ни единого огонька — там царила непроглядная тьма.

Он был моим двойником, моим подобием, и он был ужасен.

Столько времени мы обменивались с ним лишь парой фраз, и вот на меня вылился целый поток безумия. А ведь прошло всего несколько минут после шокирующих откровений Лили, и тело убитого Мак-Грегора еще лежало у моих ног.

— Десять лет! — воскликнул я. — Десять лет ты охотился за мной. Десять лет убивал всех, кто сказал мне хоть одно доброе слово. — Я показал на Мак-Грегора: — Из-за чего? Из-за мимолетной встречи с незнакомцем, поведавшим историю, пригодную разве что для сборника детских сказок?

— Незнакомец? Да ты отнял у меня единственного человека, познавшего мою душу!

Этот всплеск эмоций подкосил Уолтона, и он стал задыхаться. Проковыляв мимо трупа, он опустился в кресло-качалку и положил руки на подлокотники. В свете гаснущего огня я заметил пустоту между костяшками на месте среднего пальца. Уолтон с улыбкой протянул мне узловатую руку.