Фрэнсис Вилсон - Ночной мир

Калабати, закатив глаза, сделала шаг вперед. Джек осторожно взял ее за руку.

— Так каков твой ответ?

— Я подумаю.

Она высвободила руку и опустила фальшивое ожерелье к себе в карман. Джек пошел за ней.

И остановился, остолбенев, на пороге.

Гостиная преобразилась. Все дерево и куски лавы, которые оставались от старых фигур, были переделаны, подобраны друг к другу и сложены в одну огромную скульптуру, занявшую пространство от стены до стены. В тех местах, где не хватало остатков прежних скульптур, Моки воспользовался обломками мебели, добавив их в общее нагромождение. Все эти куски выбеленного, протравленного дерева были сложены так, словно росли из деревянной панели стены, образуя четыре спицы гигантского овального колеса, и эти спицы, причудливо изгибаясь, сходились в общем центре. Сердцевине из лавы. Моки каким-то образом соединил все осколки черно-красной лавы — среди этой беспорядочной массы поблескивала проволока и виден был еще не застывший эпоксидный клей — в единое целое: какой-то зубчатый, нелепый конгломерат, не имеющий определенной формы, асимметричный, без всякого проблеска разума, но с ярко выраженными элементами угрозы и неприкрытой хищности.

— Что вы скажете о шедевре, который создал Мауи? — спросил Моки, стоя посреди комнаты, уперев руки в бока и ухмыляясь, похожий на карикатуру Берта Ланкастера.

Ба примостился на корточках в углу, словно огромный Будда, молчаливый, созерцающий.

— Это… оглушает, — сказала Калабати.

— Вот именно! — Моки захлопал в ладоши. — Блестяще! Она и должна оглушать. Как всякое подлинное искусство. Вы так не думаете? Искусство должно бросать вызов всем вашим привычным представлениям, опрокидывать их, так, чтобы вы увидели всю их подноготную.

— Но что это? — спросил Джек.

Моки перестал улыбаться, и впервые за все это время Джек заметил на его лице замешательство. Он сам не понимает, что сотворил.

— Ну… это образ, — быстро оправившись от растерянности, сказал Моки, — который не раз вставал передо мной, а в последние дни просто меня преследует. Это… — В его глазах вспыхнуло воодушевление. — Это Мауи! Великий Мауи! Да! Четыре разрозненных острова — Молокаи, Ланаи, Кахулави и сам Мауи вернулись к тому, чем должны быть — слились в единое целое. Образуя в центре монолитную безликую массу!

Джек в изумлении смотрел на конструкцию, слишком нелепую, слишком угрожающую. Она не походила ни на острова, ни на новое образование из островов. Это было что-то другое, но даже сам ваятель не обладал ключом к ее пониманию.

— Пойдем, — обратился Моки к Калабати, схватив ее за руку. — Мауи устал. Ему нужен отдых перед вечерней церемонией. И еще его женщина. — Он с вызовом посмотрел на Джека: — Женщина, которая когда-то любила тебя, а теперь любит Бога. Она никогда не вернется к тебе. Никогда! Разве не так, Бати?

Калабати улыбнулась:

— Конечно, мой Бог.

Джек внимательно посмотрел на нее. Калабати была не из тех, кто позволяет так с собой обращаться. Никто еще не повелевал этой женщиной.

Когда Мауи выводил ее из комнаты, она обернулась, бросила взгляд на Джека и дотронулась до кармана своего муу-муу. Того самого кармана, в котором лежало фальшивое ожерелье.

Джек кивнул. Вот это была настоящая Калабати, которую он знал.

— Ну, детки, порезвитесь вволю, — сказал он, когда они вышли.

Он смотрел им вслед, пока они не скрылись в спальне, затем подошел к Ба, сидевшему на корточках.

— Ну, что скажешь, великан? — спросил он, прислонившись к стене рядом с ним. — Ты же видел, как он все это делал?

— Это — зло.

Джек ждал, что Ба еще что-то скажет, но тот не произнес больше ни слова. И Джек прошелся вокруг скульптуры, залез под спицы, ложась на пол, вставая на цыпочки, выискивая какой-нибудь новый ракурс, угол зрения, под которым может раскрыться ее секрет. Но чем больше смотрел, тем сильнее недоумевал. Почему? Ведь перед ним были всего лишь дерево и лава. И ничего определенного. Если она что-то и напоминала, то «Человека в окружности» Леонардо да Винчи — с той лишь разницей, что вместо человека здесь был изображен не то какой-то уродливый эмбрион, не то амеба.

—Посмотри вниз, Ник. На землю. Видишь что-нибудь?

Наступила ночь. Время жуков. Воздух кишел ими. Стоя у подножия башни, Билл мог рассмотреть их причудливые, разнообразные очертания, видел, как они с жужжанием роились в воздухе всего футах в шести от него, не дальше.

Но они с Ником были в безопасности, хотя и стояли под открытым небом. Жуки соблюдали дистанцию. Как только стемнело, Билл отвел Ника обратно, вниз, к тяжелой двери в каменной стене, и они стали всматриваться в беспросветную, казалось, готовую поглотить их, тьму.