Дэвид Кейс - Таящийся ужас 2

Похоже, она спускается в подвал…

Наверное, уже утро. Со мной все в порядке, только я совершенно выбился из сил. Одежда разорвана в клочья. Скоро спустится Элен и откроет дверь. Сможет ли она взглянуть мне в глаза после вчерашней ночи? Я умолял ее уйти, но она даже не ответила, просто смотрела в камеру и ждала. Мое возбуждение ускорило процесс перемены, которая наступила раньше, чем обычно, и тогда я полностью потерял самоконтроль. Элен все видела. Я ненавижу ее! Ненавижу за то, что она сделала. Просто сгораю от ярости, стыда и ненависти! Когда она откроет дверь, мне придется мобилизовать всю свою волю, чтобы сдержаться и не ударить ее. Хотя она заслуживает хорошей оплеухи. Даже большего заслуживает. Никакое наказание не покажется слишком суровым за то, что она натворила. Она усугубила, сделала мой недуг намного тяжелее, чем раньше. Я отлично помню, как метался, цепляясь за стены, пытаясь выбраться наружу, разодрать края дыры, а она все это время стояла там, по другую сторону несокрушимого барьера, и наблюдала. Она чудовище, злодейка, дьявол! Нет таких слов, которыми можно было бы назвать ее…

Число я не знаю, нет никакой возможности определить, сколько сейчас времени. Все кажется вечностью. Записи меня больше не интересуют: к чему они мне теперь? Да и чернила в ручке почти кончились. Лампочка едва светит, так что скоро я окажусь в полной темноте. Я бы мог писать собственной кровью, но кажется от этого будет мало проку… И потом, я не выношу вида крови, слишком о многом она мне напоминает. И все же хочется написать еще хоть что-нибудь — это мой единственный союзник в борьбе с безумием. Я могу перетерпеть голод, жажду, но угроза потери рассудка для меня невыносима.

Никак не пойму, почему она так со мной поступила? У меня больше нет к ней ненависти, я просто не могу понять ее. Иногда она спускается и смотрит в дыру. Раз в день, раз в неделю… Сейчас я уже не знаю. Мне все равно. И ничего при этом не говорит. Я пытаюсь заговорить с ней, но она не отвечает. Иногда издает какой-то странный звук, похожий на фырканье. Мне кажется, она сошла с ума. Когда я начинаю умолять ее — она уходит…

Так хочется есть…

Попробовал жевать обивку со стен, но из этого ничего не вышло, только еще больше захотелось пить. Свет уже почти не горит. Писать, правда, можно, если встать прямо под лампочкой. Да и в глазах все время двоится. Я сильно ослаб, постоянно кружится голова. Наверное, никогда уже больше не смогу писать.

Теперь ясно, что именно здесь мне суждено умереть. Я смирился с этой мыслью. Но если это действительно так, то произойдет это не по моей вине. Я не заслужил подобного конца. Перенося в своей жизни все эти страдания, я всегда оставался абсолютно невинным человеком. Страдал за грехи предков, и вот — умираю из-за безумия собственной жены. Это несправедливо, но я не возражаю. А сейчас надо лечь! Я уверен, что больше писать будет нечего.

Наверное, наступила ночь. Я укусил собственную руку…

Вот что было в тетради, которую я обнаружил в ящике тетушкиного стола. Там было исписано еще несколько страниц, но почерк оказался совершенно неразборчивым. Возможно, человек пытался писать в темноте или хотел сделать какие-то пометки. Особо я в них не вчитывался.

Медленно закрыв тетрадь, я уставился на ливший за окном дождь. Временами раскатисто громыхал гром, под напором ветра поскрипывал старый вяз, ветер гонял по небу облака. Где-то залаяла собака. Посидев так некоторое время, я встал и положил тетрадь в карман плаща. Время было позднее. Я прошел в холл и открыл дверь, ведущую в подвал. Мне надо было спуститься туда. Я чувствовал некоторую неловкость, но все же намерения своего не изменил. Воздух там был густой, спертый, как в склепе, но я все же стал спускаться по ступеням.

Камера, как и было написано в тетради, располагалась в углу подвала. Я шел по бетонному полу и слышал необычно громкий стук собственных шагов. Дверь была закрыта на засов, но я, не задумываясь, отодвинул его. С громким скрежетом он отъехал в сторону, на пол посыпалась ржавая пыль. Я попытался открыть дверь, но та даже не шевельнулась: значит, помимо засова была заперта еще и на ключ. Замок выглядел массивным, а дверь — очень прочной. Я прошел в угол и сразу отыскал дыру в стене — края ее уже начали осыпаться. Я заглянул внутрь, но толком ничего не разглядел — там было темно, потом повернулся и спокойно пошел назад. Я был преисполнен намерения отыскать ключ от камеры, он наверняка находится среди тетушкиных вещей. Едва я наступил на верхнюю ступеньку, она неожиданно подломилась и, чтобы не упасть, мне пришлось прыгнуть. Уже стоя на полу в холле, я чуть не потерял равновесие и неожиданно бросился вперед, выскочив через входную дверь прямо под дождь. Не могу сказать, что я трусливее любого мужчины, а кроме того в отличной спортивной форме и достаточно силен, но в тот день я бежал как угорелый и остановился, насквозь промокший, лишь удалившись на порядочное расстояние от дома. Плащ так и остался в холле.