Тим Волков - Зов Иерихона

-Я есть хочу! И пить! Выпустите меня!

Нет ответа.

-Да что же это! Умерли все?!

Тишина.

Девушка стояла у прутьев решетки и голосила в пустой коридор. С момента последней встречи с живым человеком прошло около суток, когда её препроводили до камеры. Больше никого, ни охраны, ни заключенных, ни баландёров.

-Я есть хочу! Слышите? Есть!

Все будто вымерли.

-Чтоб вам пусто было!

Девушка в сердцах стукнула по решетке, запищала от боли.

Села на грязную засаленную скамейку. Не зная чем себя занять, вновь перечитала надписи на стенах.

«Резанный был здесь»

«ПОКАРАЙ ГОСПОДЬ ГРЕШНИКОВ И МАДЬЯРА СУКУ УНИЧТОЖЬ! Это Нероли Ултарика»

« Я, Иоанн, слово даю – не врал, не убивал!»

Девушка вытащила из волос шпильку, которую у неё в спешке сдачи смены забыли изъять, нацарапала на прокопчённой стене:

ЭТО АНИТА ДАНИ, Я ТОЖЕ НИ В ЧЁМ НЕ ВИНОВАТА

Подумала и подрисовала внизу кривенькое сердечко.

…А потом было это.

Она узнала в звуке этих шагов е г о.

Забилась в углу и даже не дышала, боясь себя выдать. Не в выгодном положении была, находясь здесь, в запертой комнате.

Шаги стали отдаляться и совсем стихли. Но она не сразу выбралась из своего убежища, долго прислушивалась – не вернулся ли?

А потом сквозняком запоздало пришел запах. Такой знакомый и в тоже время такой пугающий.

Парфюм «La’Vett». Запах Фрэнка.

И тяжкие миазмы разложения…

И запах сырой земли…

Она была в запертой клетке…

-У вас хорошие линзы?

-У меня линзы – что надо линзы.

-Сфокусировать сможете на таком маленьком объекте?

-Что вы меня учите?! Я много лет уже фотографом! Поверьте, знаю своё дело.

-Да-да, конечно. Господи, ну и беспорядок тут!

-У вас в мастерской тоже отнюдь не чисто.

-Вы правы. Послушайте, может, другую муху найдём? Это высохла вся, у неё вон и лапки отломились, крыльев нет.

-Лапок нет – не убежит. Крыльев нет - не улетит.

-А как мы тогда поймем, что она ожила?

-Ну головой же она будет вертеть.

-Это вам не базарная бабка чтобы головой во все стороны вертеть. Выбросьте вы эту гадость. Нашли самый дрянной экземпляр. Фу-у-у.

-Зачем вы её сдули?!

-Забудьте про неё. Вот нормальная муха. И с крыльями, и с лапками. От чего они у вас тут дохнут? На витрине целое кладбище.

-Химикаты. Я когда проявляю фотографии, тут так пахнет, что не только мухи, соседи падают! Подвиньте её сюда, на центр. Вот так.

-Как только сфотографируете, мы её под стакан, чтоб не улетела. Снимок проявлять много времени займёт?

-Часа два, три. Послушайте, а что если ваша теория окажется правдой? Что тогда?

-Ну… наверное, надо будет уничтожить инструмент, который способен это сотворить.

-Вы говорите…

-Да, о фотоаппарате. С ним надо будет что-то сделать, чтобы он не попал в руки плохих людей. Вы же понимаете. Может, разбить в дребезги. Или сжечь. А может и то и другое.

-Вы... вы…

-Дитрих, вам плохо?

Город окутывала тьма.

Вечерняя прохлада облизала улицы. Дождь омыл дневную суету и грязь.

На мостовой подыхала собака. Голод иссушил её живот, прорисовал рёбра на боках, потушил в глазах блеск жизни.

Из питейного заведения «Кривой пират» возвращался домой припозднившийся посетитель. Шатаясь и цепляясь за подвернувшиеся под руку заборы, а то и вовсе падая, медленно, но верно пробирался сквозь тьму домой. За долгие годы тренировки обрёл он бесценный навык – находить путь домой даже в состоянии граничащим с комой.

-Ой, три пирата загуляли! – попытался спеть он, дабы украсить тихую скучную ночь своим прелестным дребезжащим фальцетом. Жалобно заскулила собака, одобряя ор.

-Ой, три пирата! – допеть не получилось. Хмель натянул вожжи, и гуляка повалился в лужу. Выругался, потом рассмеялся. Кряхтя, поднялся, испачкав грязью себя и чьи-то недавно выбеленные стены дома.

-Загулял пират! Загулял молоденький!

Из переулка вышли двое. За ними еще трое. И ещё пятеро.

-О! Ребята! Рад вас видеть! Пропустить по рюмочке не желаете? У меня есть.

Те не ответили.

-А чего вы так глазами светите? Денег нет? Нате! – звякнули медяки о каменную мостовую.

Кто-то из незнакомцев зашипел по-змеиному и все разом двинули на гуляку.

-Ну и рожи! А глаза…

Глаза и вправду странно сияли огненным цветом, наливаясь кровью, и в ночной мгле светили не хуже луны.

-Ребята, вы чего?

Они окружили жертву, рыча и истекая слюной, стали рвать на куски.

Последний миг, когда запоздало улетучился хмель, уступая место жуткой невыносимой боли, бедолага разглядел лица убийц. Крик поднялся волной, но не смог прорваться наружу – чья-то челюсть сомкнулась на горле…