Роберт МакКаммон - Корабль ночи

И вот этот мертвец лежит здесь, за много миль от поднявшейся со дна немецкой подводной лодки; время наконец настигло его, соленый воздух разъел плоть, разрушил кости. Кип попятился от скелета; заметив кровь на подоконнике, он понял – то, что осталось от женщины, твари забрали с собой. НЕТ! НЕТ ЭТОГО НЕ МОЖЕТ БЫТЬ! "Да , – шептал знакомый голос – голос его «дяди», его «учителя», – да это правда вспомни силы человеческие живут и после его смерти смерти смерти смерти…" Твари, которых он боялся всю свою жизнь, похороненные им на задворках сознания, все-таки существовали.

И вдруг невидимая кирпичная стена, возведенная Кипом давным– давно, затрещала и раскололась, и оттуда с воем хлынули мрачные призраки.

Иностранец пришелся им не по душе. Если бы он подошел к кому– нибудь, сел с ними за карты, пропустил глоток рома или затеял разговор, возможно, все переменилось бы. Но он заперся в каюте и не желал ни с кем общаться, даже приплачивал за то, чтобы стюард носил ему туда еду. Суровым чернокожим морякам это не нравилось; иностранец должен был пробыть у них на борту всего три дня, но они вообще не доверяли белым, а этот белый был очень странный.

Болезненно-бледная кожа, тусклые рыжеватые волосы, зачесанные назад по давнишней моде – он, казалось, не любил солнца и днем никогда не появлялся на палубе, но ходили слухи, что в глухой полночный час он пробрался по баку на самый нос корабля и стоял там, всматриваясь в темноту, словно хотел разглядеть что-то вдали. Стюард подметил в его речи странный акцент – не британский и не американский. Когда судно пришвартовалось у торговой пристани в кокинской бухте, все вздохнули с облегчением – команда давно уже прослышала, что капитан объявил первому помощнику: обратно в Кингстон этот человек с нами не поплывет.

Пока шла швартовка, иностранец поднялся на палубу, сощурился, хотя солнце было лишь тусклым пятном на сером небе, и прошел мимо расступавшихся перед ним матросов к левому борту, откуда должны были спустить сходни. На нем был некогда белый, но пожелтевший от старости костюм, в руке – потертый коричневый чемодан. Шел он медленно, переступая через лини и тросы, и время от времени морщился

– давала о себе знать нога. Должно быть, из-за жары и влажности, подумал он, пожалуй, будет дождь. Всегда можно предсказать погоду по болям в раздробленной кости.

Ожидая, пока укрепят сходни, он снова прищурился – свет причинял ему почти физическую боль. Когда он сошел по сходням на пристань, кто-то из матросов пробормотал ему в спину: «Скатертью дорожка…»

Слегка прихрамывая, иностранец сделал по пристани несколько шагов, остановился, внимательно посмотрел на видневшуюся вдали деревню и спросил у малыша, тащившего мимо корзину с бананами:

– Будь добр, здесь быть отель?

Мальчуган вскинул глаза на чужака, повернулся и ткнул пальцем в синий дом на холме.

– «Индиго инн», – пояснил он и заторопился прочь.

– Danke

, – отозвался незнакомец. Он подхватил чемодан и пошел с пристани.

В «Лэндфолле» в музыкальный автомат со звоном посыпались монеты, и глухо заухала музыка – высокие частоты давно накрылись, и теперь из динамиков несся лишь голос бас-гитары и буханье барабанов. Бармен, злой оттого, что рассчитывал на спокойный день, цедил в кружки пиво и разливал ром – компания моряков с сухогруза нагрянула в «Лэндфолл» утолить жажду.

В глубине бара в одиночестве пил пиво иностранец, радуясь тому, что угол, где он сидит, темный, – ему вовсе не хотелось, чтобы моряки заметили его. На столе перед ним лежала затрепанная страница из «Дэйли глинер» четырехдневной давности. Он купил газету на Ямайке. Увидев заметку на третьей странице, он уединился в своей комнате пансиона и очень внимательно перечитал ее. И еще раз. Он позвонил в газету, и его отослали в полицейский участок, к Сирилу Маккею. «Да, – подтвердил полисмен, – сейчас по этому поводу проводится расследование… да, маленький остров, Кокина, это к юго-западу от Ямайки… У вас какой-нибудь особый интерес к этому делу?»

– Нет, – ответил он. – Просто любопытно. Видите ли, я бывший военный моряк.

И вот он на острове. Подниматься на холм нужно было пешком, путь до гостиницы был неблизкий, и ему захотелось сперва отдохнуть от солнца. Он снова уставился на два абзаца мелкого текста, озаглавленных «НАЙДЕНО ЗАТОНУВШЕЕ СУДНО».

Поразительно, просто поразительно, думал он, как цепко держит человека прошлое; от его хватки нельзя избавиться, оно всегда напомнит о себе фразой, знакомой картиной, звуком, запахом – острое щемящее чувство, какое испытываешь, глядя на уходящие в открытое море суда. Казалось, эти три слова – НАЙДЕНО ЗАТОНУВШЕЕ СУДНО – завладели им без остатка. Спустя столько лет? Тридцать пять, тридцать шесть? Ему недавно стукнуло шестьдесят. Выходит, прошло все сорок? Он успел состариться и поседеть, упругие мышцы стали дряблыми, былое моряцкое чутье притупилось.