Роберт МакКаммон - Синий мир

На полу за ним оставались капли крови.

Вальехо-стрит встретила его промозглой сыростью. Холодный воздух немного разогнал вялость, сковавшую ноги. Он что было сил налегал на педали. Правую ладонь болезненно дергало; сама рана представляла собой опухшее кровавое пятно, а вся остальная кисть была мертвенно-бледной. Он выехал на Бродвей и помчался в ночь.

Он бегом, без передышки, взлетел на четвертый этаж и позвонил в дверь квартиры номер шесть.

Дебби открыла глаза. Показалось или нет? Кажется, звонок в дверь. Она подождала некоторое время, соображая, не приснилось ли ей и не выдает ли она желаемое за действительное. Но звонок прозвенел вновь.

– Лаки, – прошептала она, спуская ноги с дивана.

Джон усердно давил на педали, но окружающий мир сопротивлялся его движению. Асфальт превратился в черную липкую смолу, блестящую в свете уличных фонарей; воздух стал плотным, густым. На резком повороте шины велосипеда не удержались на этой смоле, и он полетел прямо в кучу мусорных баков.

Дебби накинула свой белый халат, перешагнула через Единорога, который любил бродить по ночам, и направилась к двери, по пути включив свет На кухонном столике лежал билет на самолет. Очень хорошо, что Лаки решил зайти, потому что им надо успеть о многом переговорить.

Она начала отпирать дверь, торопясь увидеть его лицо. Но в последнее мгновение остановила себя и посмотрела в дверной глазок.

За дверью стоял высокий коротко стриженный блондин в мокром от дождя плаще. Она рассматривал свои руки.

– В чем дело? – мгновенно осипшим голосом спросила она, увидев совсем не того, кого ожидала.

Парень поднял голову и улыбнулся, глядя в глазок. Она увидела странную татуировку у внешних уголков глаз.

Он поднялся и продолжил свой путь. Быстрее! – подгонял он себя. Ноги сводило судорогами. Забудь о боли. Быстрее, черт бы тебя побрал! В глазах время от времени темнело, но в данный момент он полностью себя контролировал и больше не собирался терять сознание. Но ехать еще далеко. Ухватив зубами ремень, он еще сильнее подтянул его и, налегая грудью на руль, помчался дальше, по направлению к Норт-Бич.

– Привет, – произнес Трэвис. Он чувствовал, как гулко заколотилось сердце. О, как же она прекрасна… И как достижима.

– Хочешь, чтобы я вызвала полицию? – настороженно спросила она, готовая в любой момент отпрыгнуть от двери.

– Нет, нет! – криво улыбнулся он. – У меня новости для вас от вашего друга.

– От моего друга?

– Конечно. Разве не знаете? От… – Он вовремя спохватился. – От Джона.

– Джон? – Сколько у меня знакомых Джонов, подумала Дебби. Этот парень явно псих. Но потом до нее дошло. – Джон. Вы имеете в виду Лаки?

Дело на мази, сообразил Трэвис.

– Лаки, – уверенно повторил он. – Да, он действительно счастливчик, если ему повезло познакомиться с вами и все такое.

И все-таки что-то здесь не так, подумала Дебби. Пахнет подвохом.

– Откуда вы его знаете?

– О, дело давнее. У нас с ним вот так. – Он поднял вверх руку с двумя скрещенными пальцами.

Дебби все еще не решалась открыть дверь. Если не знаешь человека в лицо, напомнила она себе, не впускай его в дом.

– Что он просил передать?

– Позвольте войти, и я все расскажу.

– Нет, извините. Говорите так.

– Не думаю, что вашим соседям следует это слышать.

– Они спят так, что из пушки не разбудишь. Выкладывай, Джек.

– Трэвис, – произнес он с оскорбленной миной. – Я Трэвис, из Оклахомы.

– Ну и замечательно. Что он просил передать, – Трэвис?

Он замолчал, снова разглядывая свои руки. Он лихорадочно перебирал варианты. Наконец его осенило. Он поднял голову и послал в глазок свою самую обворожительную улыбку.

– Ваш друг – священник.

Она разинула рот. Лицо застыло в гримасе. Потом встряхнула головой и усмехнулась:

– Трэвис, вы больше чудак, чем одноногий кузнечик!

– Отец Джон Ланкастер, – продолжал тот. – Собор Святого Франциска. Большое белое здание. На Вальехо-стрит.

– Нет, – прошептала она. И затем вслух, громко:

– Нет, черт побери! Что за дурацкие шутки, парнишка?

– Он светловолосый. Высокий, худощавый. Примерно как я. О да, еще. У него десятискоростной велосипед.

Дебби некоторое время молча разглядывала Трэвиса, шевеля губами. Но не могла произнести ни звука. Никакими словами нельзя передать то, что она чувствовала в данный момент, находясь на грани между слезами и истерическим смехом: Именно в собор Святого Франциска ходила она, когда просила священника помолиться за Джени Макалоу. И священник на исповеди…