Виллард Корд - Инкуб

Девять дней… тумана, дождя, запаха терпкого латакиевого табака и вкуса шотландского мальта… тихих мелодий мандолины Харона, чая со Смертью, секса, наркотиков Жизни, поэм вдохновенных поэтов и игр с азартной Судьбой… викторианских платьев, синтетических звуков, кэбов, машин, театральных рапсодий и слёз неслучайных людей… соборов и статуй, музеев, заболоченных кладбищ, тайных туннелей, дверей…

Я бы назвал этот роман – созерцательным. И советовал бы пробовать его медленно, не спеша, но постепенно, прерываясь редко и не более чем на несколько часов. Сам вкушал так же (вновь и вновь удивляясь, сколь точно и чутко передана атмосфера Города и мои собственные чувства, словно автор сам вместо меня был главным героем) с бокалом чего-нибудь крепкого, скажем, вина или виски – под мотивы саундтрека, буквально извлечённые из алхимии прозы, оригинально дополняющие сюжеты музыкальных страстей.

Что ж, увидимся на страницах романа. А, быть может, и не только там…

Добро пожаловать, читатель, в мой Санкт-Петербург.

Гэбриел Ластморт, Инкуб.

Белая ночь. Одно название её сулит бессонницу. И в предвкушении, сладостном томлении тела, теряющего спокойствие, бесчисленные серые тени покидают свои убежища, спеша наперегонки с таинственной ломкой в свой ад на освещенной невидимыми свечами, туманной, покинутой земле. Громады их обителей слепнут – один за другим дома облачаются в саваны тишины, мрака и потайной тревоги перед рассветом, сулящим возвращение тех, кто не спит. Под пытливой моросью ленивого дождя призраки снов выползают из подворотен на бульвары и набережные, пересекают мосты, огибают древние колоннады, заглядывая в пустынные окна эрмитажных дворцов; встречаются, сталкиваются, прощаются навсегда, и вновь спешат, уходя кто куда. Ведь у каждого здесь есть свой ад. И каждую новую ночь они жаждут окунуться в объятия друг друга…

Белая ночь… При ней дозволено всё. Даже те, кто давно не помнит взгляда дня, вольны наслаждаться светом, казалось бы, утраченным навеки…

«Дикий Койот», как всегда, приютил тех, кто заполняет рюмкой жизнь, украшая коктейли иглами и таблетками, продавая тело за щепотку дурмана, получая в дары болезни и продажную любовь. Находясь меж реальности швов, он не привык видеть у себя жеманных отступников порока, да и боялись они приближаться на расстояние его одинокого воя, опасаясь дикого нрава израненных душ.

«Дикий Койот» принимал тех, кого бросили все. И будь то спившийся поэт, погубивший талант ради чувственной связи, или наёмный убийца, сошедший с ума от кошмаров клубящейся крови – всем найдется место под мутной луною в этом тоскующем аду преющих, стареющих розариев гроз.

«Дикий Койот» не заводил друзей. И хоть многие знали друг друга внутри его стен, днём всё было иначе – в мире реальном, от которого каждый бежал, терялся в лабиринтах отражённых страстей. Их собственных, или придуманных кем-то... И если бы спившийся поэт увидел того самого наёмного убийцу в переходе метро, то не пожал бы руки, не попытался бы привлечь его внимание, нет – не последовало бы даже и взгляда. Словно и не было никого…

Так, не видя друг друга, днём они продолжают свой бег, а ночью вместе, смеясь и страдая, предаются чумному веселью… в Городе терпких фасадов и плачущих рам, где так легко, словно дым, раствориться в осколках безвременья.

_________

_________

Так и в ту ночь они сидели вместе в темном углу, окутанные парами марихуаны, время от времени заговаривая друг с другом, слово за словом наполняя стаканы чёрным ромом самой крепкой кубинской выдержки, с растворенным в нём опием.

- А ведь сегодня у меня дело… – вдруг пробурчал наемный убийца после очередного периода затишья.

Поэт строго посмотрел мимо собеседника, и пробормотал:

- Если бы там было окно, я бы сочинил ему оду…

- Посреди ночи, как раз тогда, когда я курю и пью, мне назначают дело, чёрт возьми! – стоял на своем убийца, но его крики никого не волновали.

- Но раз уж там только стена, то мне остаётся писать оду стене... хотя, вряд ли я напишу лучше… Ты знаешь Стену? – поэт, наконец, поймал взглядом компаньона, тот смотрел на стакан, и в глазах его плескался ром, поглощавший в своем омуте даже неясные блики свечей, создававших в баре интимный полусвет, вполне соответствовавший публике и обстановке – Розовый Ллойд [1] Поэт вспоминает творение группы Pink Floyd – The Wall, вольно трактуя перевод названия группы и общий смысл альбома-киноленты. её написал. Чёрт, до чего талантливый был, сукин сын! Нам не нужно ни хрена! Нам в стене нужна дыра! Лучше не придумаешь… Если представить, что стена – это все барьеры, которые мы встречаем по жизни, то итогом их преодоления является дыра – и к этому нужно стремиться!