Юрий Моренис: Охота на вампиров

Деревушка М… разрасталась, скользила вдоль берега вниз по течению реки и все больше отдалялась от варяжского капища. К двадцатому веку оно уже одиноко высилось в стороне, рождая сказки и легенды о нечистом месте, ночных огнях, летающем черте и завывающих покойниках.

Но и в двадцатом столетии М… оставался глухой деревней, жившей местным промыслом да лесными угодьями. Большевики как-то попытались взорвать языческое святилище, но у них ничего не получилось. Только сами осколками поранились, а одного, говорят, вообще убило. Списали его смерть на кулаков.

Так бы и вековало варяжское строение, кабы не появился предатель родины, папаша Агея.

Образованностью М… не кичился, и грамотностью местные жители не блистали. Жили затворенно, на краю мира, куда ни татаро-монгол, ни немец не заходили, из-за полной неосведомленности о существовании данного населенного пункта. Если какой дозор и забредал, то потомки варягов тихонько спроваживали его к предкам. Только большевики смогли здесь укрепиться, но лишь потому, что были «из своих».

Они-то и принесли светлую жажду просвещения. Вот дед Агея и отправил своего сынка в Лесную академию, дабы его лесничий род обрел знания и природная смекалка приняла научное обрамление.

А сынок его, папаша Агеев, стервец — вместо елочного (лесного) факультета затесался на что-то химико-биологическое, где свой проклятый талант и проявил. Открытие сотворил.

К сожалению, академика Лысенко в ту пору развенчали, генетику перестали считать враждебной наукой, все шлюзы перед ней распахнули, и папуля Агеев — вместо того чтоб поехать в ссылку или отправиться под расстрел — очутился в передовых рядах своей долбаной науки.

Папашины исследования требовали полнейшей тайны и огромных мощностей вплоть до собственной электростанции. И вот, ничтоже сумняшеся его родитель предложил для своих лабораторий родные заповедные места. Понаехали на его отчизну бульдозеры, трактора, прочая строительная техника да зеки с лагерями. В несколько лет преобразился край — ударно, по-социалистически. Тут тебе и гидростанция, и дороги, ведущие к секретным погребам, и шлагбаумы, и колючая проволока, и все в штатском, кроме караула… А еще тяжелые вздохи деда в темноте.

Стала деревня викингов советским городом М…, а папаня Агеев — предателем. Хоть и не шпион заграничный, весь свой, а все же продал родину. Продал за орден Ленина и Сталинскую премию.

Теперь его задрипанная вотчина начала пожинать плоды измены.

Над М… царствовала ночь. Погасшие окна отвечали друг другу взаимностью, дома стояли насупившись, глухо надвинув крыши. В одном из них, на пятом этаже, за раскрытыми занавесками сидел благообразный гражданин и, нервничая, курил. Дрожащий огонек сигареты выдавал его напряжение. Несмотря на поздний час, он был одет в темный костюм-тройку и белую рубашку с галстуком. Туфли… Туфли явно новые. Время от времени он их сбрасывал, шевелил пальцами в тонких носках, затем надевал снова. Хоть и сидел в одиночестве, в полной темноте, но окончательно разуваться не хотел. Видимо, считал, что в костюме, но без туфель — это неприлично.

В полумраке с трудом можно было различить серебрящиеся виски и тонкую оправу очков. Выглядел он старше своих лет. На вид — под пятьдесят; на самом деле — едва сорок. Думы и заботы ускорили биологический процесс существования капитана Прокопьева, верного пса партии.

Не он сам виноват был в неудачной своей карьере. А ведь так хорошо начинал…

Еще в институте, во время учебы на химика, пописывая стихи, крутился среди вольнодумцев, поклонников Пастернака и «Битлз», и смачно закладывал их куратору от органов. Затем его определили на некие курсы. По причине творческого дара служил в отделе надзора за интеллигенцией и пару раз побывал за границей. То есть ездил в качестве электрика, близко не подходя к проводам, с ансамблем балета. Джинсов привозил!.. Да вот беда — на каких-то гастролях двое танцуристов убёгли. За недосмотр и потерю бдительности Прокопьев надолго был оставлен в старших лейтенантах. На однообразной работе беседовал со всякими стукачами на явочных квартирах и в номерах гостиниц.

Но тут кто-то вспомнил об его химическом образовании, и Прокопьева решили повысить, направив в совершенно глухой М…

Капитана он получил уже здесь и то не за заслуги, а благодаря усердию бывшего однокурсника.

Хоть погреба — лаборатории в M… — ских холмах — и были рассредоточены, но иногда зловещая секретность нарушалась по причине партийных собраний, согласно уставу КПСС. На одном из таких важнейших мероприятий Прокопьева опознал бывший соученик по университету и очень удивился совсем другому имени товарища. Будучи сознательным гражданином СССР, бывший однокурсник накропал телегу в Особый отдел, чем переполошил главную псарню.