Юрий Моренис - Охота на вампиров

Серега приблизился к Червякову, в то время как Алексей докладывал своему начальству. Все внимание, как вы понимаете, сосредоточилось на них.

— Ну что? — спросил майор.

— Ничего не заметил, — доложил лейтенант Донской. — Ни мотоциклиста, ни «мерседеса».

— Что они, сквозь землю провалились? — недовольно спросил начальник городского отдела, искоса поглядывая на мэра.

— Я не все дороги объехал. Может, они куда завернули…

А Серега в то время перешептывался с Андреем Андреевичем.

— У Аннушки-то гость…

— Ну?! Вот так скромница… — тихо хихикнул Червяков. А как же… Как всякий доморощенный историк, он невольно был сплетником.

— Главное, что тот в обморок брякнулся, — в тон ему докладал Серега. — Молодой… Видать, ее домины испугался. С ним еще собака была. Странная собака. Я во тьме породы не разобрал, но здоровенная. Поболе овчарки.

И хоть говорили шепотом, а кто-то их беседу уловил. Ибо к вечеру состоялся телефонный разговор.

— Товарищ генерал. Есть Мальчик. Он в доме лесника…

«Кургузая машинешка», этакий, если опять же сравнивать с временами Вальтера Скотта, рыдван небогатого вассала, петляла в густых северных лесах. Дорога соединяла М… с областным центром и еще сохраняла приличный вид. Транспорт двигался как раз в сторону городка. И хоть мотор потрепанного «жигуленка» звучал ровно и неназойливо, в самом движении машины чудилась какая-то таинственность и партизанщина. Словно при малейшей опасности, возникшей из-за ближайшего поворота, утлая «трешка» готова была враз нырнуть в кусты и там затаиться, слегка поскрипывая капотом.

Эта нервозность, скорее всего, исходила от водителя, благообразного, интеллигентного человека лет сорока пяти, в очках с тонкой оправой и с профессорской бородкой. Сам он вцепился в руль и с тревогой вглядывался вперед.

— Что вы переживаете, Павел Иннокентьевич? Дорога совсем пуста. Кто сюда ездит? Вон, даже рейсовый автобус на сегодня отменили…

— Знаете, Леон, скажу откровенно, меня из этих мест не по своей воле отправили, думаю, и не ждут с распростертыми объятиями.

— Забавно, — ответил Леон, — обычно сюда, как мне известно, ссылали. А вас, значит, выслали? Очень забавно…

Пассажир Павла Иннокентьевича был молодым человеком, лет за двадцать. Курчавый, при усиках, в деловом, но свободного покроя костюме. Рубашка — модная, со стоячим воротничком, под которую галстук не требовался. Павел Иннокентьевич сразу ему поверил, когда Леон представился начинающим бизнесменом, которому позарез нужно попасть в М… Встретились они на автовокзале, куда Павел Иннокентьевич заехал перекусить и уточнить дорогу до городка.

Автобус в этот день отменили, а одинокому водителю приятный попутчик оказался кстати.

— Когда я сюда переехал, уже никого не ссылали, — попытался оправдаться Павел Иннокентьевич. — Да и попасть сюда было не просто… За честь почиталось…

— Слышал… — согласился Леон. — Но по нынешним временам больше бегут.

— Бегут, да не все…

Водитель, хозяин тачки, вам уже понаслышке знаком. Доктор Гаев, а он действительно доктор, но не врач, был тем самым бдительным молодым ученым, что в бывшем сокурснике разглядел шпиона и отрапортовал куда следует, чего на самом деле делать бы не следовало. В результате ему, как особо талантливому, «чик-чирик» не сотворили, то есть с миром не упокоили, а среди бела ночи подняли с койки и отправили в другие края на повышение без права переписки. Там он и дослужился до доктора. К тому же Павел Иннокентьевич Гаев и был канувшим в безвестность супругом Анны свет Игнатьевны.

Конечно, будущему доктору разрешалось писать письма. Он даже получал ответы на некий «почтовый ящик», где перлюстрация считалась святым делом. Но работы на новом месте оказалось навалом, и переписка стала чахнуть, как «хризантемы в саду». Тем паче, что одинокий мужчина без внимания не остается. Сами знаете, там, где растет береза, — подберезовик, где осина, — подосиновик. А грибов в нашей стране в достатке. Вот и около Павла Иннокентьевича обозначилась особа… Именно она подвигла Гаева в путь за тридевять земель на предмет уточнения матримониальных отношений.

«Паша, Паша, Паша… — так бубнила она ему последние полтора года, — что ты себе думаешь? Ты ведь не мальчик! И кто она тебе там? Явно не жена — столько лет прошло… И кто тебе здесь я? Ежедневно и еженощно рядом. Тоже не жена! Ты на людей посмотри! Что они — о нас, а?»