Сеанс гипноза Рыжовы воочию не наблюдали, но была сделана съемка кинокамерой. Все происходило примерно так, как показывают в фильмах. Затемненная комната, глубокое кресло, где полулежала Ника, похожая на бесплотного эльфа. Рядом восседал доктор Барышников на высоком табурете.
-Как тебя зовут? – вполголоса спросил он введенного в транс ребенка.
-Аня.
-Я тебя знаю. Твою семью тоже. У тебя мама, папа, два брата и две сестры, верно?
-Еще кошка Муська, - поправила девочка.
-Извини, она тоже. Скажи, ты недавно болела?
-Да. Месяц лежала в больнице.
-А чем, знаешь?
-Да, крупозным воспалением легких, еле выжила.
-А что с тобой происходит сейчас?
-Я упала в обморок.
-Как это случилось?
-Мы с младшим братом, Аркашей, остались одни. Он говорит, давай зубы на полку положим, чтобы не так есть хотелось. Я согласилась. У нас есть этажерка железная, папка там свои инструменты хранит, вот ее и решили попробовать…
-Помогло? – тихо спросил доктор.
-Ненадолго, еще сильнее голод скрутил. Во рту привкус железа остался, с него-то мне и стало плохо. Аркаша испугался, думал, я отравилась. Потом встать не смогла, так до вечера пролежала. Доктор сунул мне большой палец между косточек под шеей и сказал: "Надо срочно девочку в санаторий, иначе она умрет!"
-Ты сейчас в санатории?
-Да.
-Ну и как тут?
-Хорошо, детей много, кормят горячими жиденькими кашками, супом вкусным, с картошкой. У меня пока порции маленькие, чтобы живот не скрутило. А вчера всем раздали даже по кусочку пирога с капустой, вкусно! Вот только уколы колют.
-Тебе уже лучше?
-Пока еще слабая, но вставать начала.
-А хочешь совсем вылечиться? – осторожно спросил доктор.
-Конечно! Здесь есть большие качели, обязательно надо покататься!
-Повторяй за мной: "Я – не Аня, меня зовут Ника, и я вовсе не больна".
Девочка послушно произнесла вслед за доктором. После чего Барышников вывел малолетнюю больную из состояния транса.
-Ну вот, видите, я оказался прав! Аню поместили в санаторий, и она уже пошла на поправку. Скоро и с Никой будет полный порядок, гипноз должен подействовать и научить подсознание мирно, без болезненных реакций сосуществовать с другой памятью, - успокоил психиатр родителей.
-Петр Иванович – просто находка, но я не понимаю одного: сколько еще дней, месяцев или лет жизнь неизвестной девочки станет проецироваться на сегодняшнее существование нашей Ники, - проговорила Людмила.
-Тебе же сказали, уже и с этим все в порядке! Людка, почему ты стала такой пессимисткой! – в сердцах ответил Олег.
-Не верю, понимаешь, не могу поверить в абсолютное и полное избавление нашей семьи от проблем! Все слишком легко!
-Легко?! Ты соображаешь, о чем говоришь! Целых пять лет на учете у психиатра, страхи, кошмары, беспокойство! Годы борьбы неизвестно с кем или чем! Мы устали: ребенок, ты, я! Живем в постоянном стрессе и заслужили, наконец, милосердия Судьбы. Или нет? Или ты окончательно разучилась радоваться?! – вскричал Рыжов, вцепившись в плечо жены и разворачивая ее лицом к себе.
-Терпеть не могу, когда ты произносишь речи, напоминающие пошлые мелодрамы! – несколько нервозно возразила женщина.
-Лучше мелодрама, чем трагедия!
-Наверное, ты прав, прости за нытье! Жаловаться вашему брату – мужику – также бесполезно, как плевать против ветра, в себя же попадешь!
-За что я тебя люблю, Людка, так это за твой непобедимый цинизм.
Ника благополучно излечилась от информационной дистрофии и вскоре вернулась домой. Несколько лет семья Рыжовых ничем не отличалась от миллионов других таких же. Раз в год родители показывали ребенка врачу, но больше для самоуспокоения – никаких эксцессов с отрезанными головами и тому подобными страшными штуками больше не происходило.
Девочка взрослела на глазах и к четырнадцати годам превратилась в настоящую красавицу: стройную, гибкую, голубоглазую. Она хорошо училась, с увлечением занималась музыкой – в доме имелось старое пианино "Ласточка", на котором некогда играла Людмила. Дружила с теми же двумя самыми забитыми девочками – Лерой Кружковой и Ликой Криковой. Одноклассники не трогали, но тихо презирали троицу. Современные детки преуспели в различного рода "взрослых" пороках. Записные скромницы, не пробовавшие даже пиво, получили прозвище "монашек" и славу недочеловеков. Как и в детском садике, сверстники предпочитали не связываться с "отстойным элементом", чему те ничуть не удивлялись. Да и привыкли за столько-то лет.
Читать дальше