Александр Лидин: Императорская охота

— Выходите, мерзкие твари!

Старший Егерь сделал паузу, выжидая, а потом снова закричал. Охотнику, не разобравшему первое слово, показалось, что правитель не говорит, а каркает, словно старый простуженный ворон.

— …выходите! Иначе мы подожжем дом! Мы ждем!

Тюлевая занавеска слегка качнулась — словно от случайно пролетевшего мимо и чуть зазевавшегося ветерка. Из тьмы на мгновение мелькнула волчья морда, и тут же залп серебряной дроби раскрошил в щепы дверной косяк.

— Не стрелять! — побагровев, заорал Охотник. Он сам не мог понять, что на него нашло. Егеря замерли, не решаясь ослушаться предводителя охоты. Кое-кто, ожидая приказа, повернулся к Старшему Егерю, но тот в растерянности молчал.

— Все назад! Расступитесь! Они никому из нас не причинили зла, дайте им уйти, — громко сказал Охотник. Повернувшись к дому-логову вервольфов, он крикнул:

— Выходите!

Тишину нарушал лишь треск смоляных факелов. Где-то далеко-далеко заплакал ребенок.

— Выходите! Не нужно бесполезных жертв. Мы дадим вам уйти.

На пороге появились две серые тени.

— Я обещаю, что никто не выстрелит.

Тени качнулись вперед — туда, где за коридором, внезапно образовавшимся в расступившейся толпе, скрывалась спасительная тьма. И в этот миг Охотник узнал, понял… Увидев поднятый мушкет, он попытался привстать, чтобы предотвратить непоправимое, спасти… Но не смог.

Мертвые ноги!

Как в страшном сне, он видел: егеря разом вскинули мушкеты. С диким криком, перекрывшим грохот залпа, Охотник вскочил и, словно преодолевая какой-то невидимый барьер, на негнущихся ногах шагнул вперед. Раз, другой… Он не упал, лишь наклонился — и лишь успел подхватить ее обнаженное, но, увы, уже мертвое тело.

Осторожно положив ее на спину, он повернул голову девушки так, чтобы не было видно левой, изуродованной дробью половины лица, чернеющего пустой глазницей выбитого глаза. Затем, сорвав с себя куртку с нашивками и значками, осторожно прикрыл ею Леонору.

— Убийцы! — громко сказал Охотник. — Они вышли, чтобы спокойно уйти! Они никого не убивали! Они сохранили вам жизнь! Сколькие из вас погибли бы, сунься вы в их логово!

Толпа выжидающе молчала. Городок был небольшим, все знали о Леоноре и Охотнике. А теперь оказалось, что возлюбленная их кумира — нечисть.

— Ты чуть не нарушил присягу, — голос Старшего Егеря разорвал напряженную тишину. — Ты — Охотник. Ты поклялся служить Императору и уничтожать нечисть во благо людей.

«Господи, да какая же она — нечисть! Нечисть там, в лесах Эсмиральда. Там она настоящая. А здесь…»

Но вместо лика предводителя Древних перед ним застыло ненавистное лицо — лицо убийцы Леоноры.

— Что дал мне Император? Я служил ему, а когда стал калекой, меня вышвырнули на свалку…— и только тут Охотник понял, что стоит на ногах. На своих мертвых ногах!

— Ты — лжец! Ты — дезертир! — бросил ему в лицо Старший Егерь. — Ты хотел отпустить их, чтобы потом присоединиться к их волчьей стае и стать…

— Посмотрите на его руки! — истошно завопил кто-то в толпе.

Охотник поднял руки к свету и с ужасом увидел, как его ногти вытягиваются, превращаясь в звериные когти. Кожа покрылась черным волосом… И тогда он засмеялся.

«Значит, она в самом деле любила меня. Ведь все знают, что оборотни не боятся ран, нанесенных простым оружием. Их ранит и убивает только серебро. Значит, я смог бы ходить… Но почему она дала мне возможность выследить ее? Почему добровольно приняла смерть? Ведь она же могла убежать из города… Нет, не могла. Принеся себя в жертву, она доказала свою любовь. Ведь что стоили бы мои медали и нашивки в глазах толпы, если бы я не поймал оборотней. К тому же она не могла остаться со мной. Ведь для нее я был Охотником. Я бы никогда не простил ей то, что сделала она мне во благо. Я никогда не связал бы свою жизнь с нечистью. А она… Выходит, она любила меня? Но может ли любить нечисть?»

Охотник не знал ответа на свой вопрос, но был уверен — Леонора любила его, и ее смерть стала тому доказательством.

В один миг в его памяти пронеслись все их беседы, пересыпанные условностями и недомолвками неопытных влюбленных, так и не открывших друг другу свои чувства. А укус-поцелуй стал ее последним даром. Перед смертью она подарила ему надежду. Но зачем ему надежда, если она мертва?

Рассмеявшись, Охотник шагнул вперед и вскинул мушкет. Волосатые неуклюжие волчьи лапы повиновались еще очень плохо.

«Вот вам за Охоту, за насмешки, за Леонору, за те унижения…»