Андрей Дашков - Бледный всадник, Черный Валет

— Слушай, а почему ты не попросила об этом Полину?

— Отвали, скотина двуногая! Полина — умная сучка, она сюда не входит. Не любит она меня. Ревнует к Создателю. «Первый тайм мы уже отыграли…» Когда-то Создатель предпочел трахнуть меня. А ей хотелось, чтобы ее. Так возникло все сущее. Неблагодарная дочь! Аминь.

У священника глаза полезли на лоб. Он напрочь запутался в этой новой теологии. Его подмывало спросить, кто такой «Создатель», но он не решился. Большая Мама рассердилась не на шутку. Шприц завибрировал и окрасил его щеку в синий цвет… Он поспешно затянул винты.

— Восстановление функции «гештальт», — прокомментировал голос безумного реаниматора. — «Писать серьезные стишки легче, чем таскать мешки». Благодарю вас, священник. Вы были очень любезны и нежны. С вами я раскрепощаюсь. Когда-нибудь подарю вам сладостное лобзание или высококачественный минет. Буду скучать. Больше не ходите под себя, туалет в секторе тэ-двенадцать. «Мы найдем любовь и ласку»… — (Священник вдруг вспомнил, что это слова из любимой песни Полины). — А пока разрешите предложить вам для безвозмездного пользования одно из моих влагалищ. Аминь.

На сей раз все складывалось иначе. Теперь и Гришке довелось испытать это непередаваемое предчувствие катастрофы. Его маленькое царство разваливалось на глазах; отлаженная система давала сбои; цементированная жесткой властью община распадалась, будто дохлая рыба; подчиненные морально разлагались; иногда казалось, что сама реальность расползается, как прелая ткань.

Стадо баранов было не на шутку перепугано, а он, пастух, до сих пор не знал, от кого исходит угроза и откуда ждать следующего удара. Он вывел из игры чужака-шулера (кстати, не от руки ли этого стрелка напророчил ему смерть слепой истерик?), надеялся очень скоро вынести за скобки помещика, но был еще кто-то. Или что-то. Неизвестный фактор. Одним словом, «проблема». И эта «проблема» все больше напоминала Заблуде невидимого летающего убийцу. Григорий не мог бы выразиться конкретнее, даже если бы хотел. Убийца не оставлял следов, свидетелей и действовал с огромной изобретательностью. Чего стоил, например, этот четвероногий свинозавр из монастыря «сайентисток»? Гришка обхохотался, увидев его, но где-то очень глубоко притаился страх — холодный червяк — и напоминал о себе каждые два-три часа (чудеса физиологии!) внеочередными позывами к мочеиспусканию…

На новую охоту собралась жалкая кучка из четырех десятков человек со сворой ублюдочных гончих. Григорий сильно сомневался, что они сумеют загнать даже полудохлого мерина. Ничего не скажешь, у Ферзя собачки получше. В последнее время Начальнику было не до кинологии — тут хотя бы за двуногими уследить…

Он скептически оглядел охотников. Верховые были в обносках, зато вооружены лучше обычного. Настроение — далеко не праздничное. С кислыми рожами все отправились в привокзальное заведение с дурацким названием «Счастливого пути!». Здесь хозяин поднес каждому по чарке своего фирменного горлодера на дорожку (еще одна старая добрая традиция), и рожи слегка посветлели, но от натужного веселья попахивало истерикой.

До Заблуды начало доходить, что большинство этих самоуверенных придурков чуть ли не впервые в жизни ощущают себя дичью. Расклад существенно изменился. В любой момент охотники могли оказаться жертвами. Что касалось самого Гришки, то ему новое состояние даже чем-то нравилось. Сознание смертельной опасности приятно щекотало нервы. Во всяком случае, скучать теперь не придется — уж это точно.

Настала пора «поднимать зверя». Заблуда взял старый дедовский рог и протрубил «подъем». Других музыкальных пьес для духовых он не знал. Звук получился жутковатый, словно крик выпи. По идее, даунам уже полагалось дать деру, но никакого движения в районе вокзала замечено не было. Собачки потявкивали без особого энтузиазма…

Гришка подождал еще немного. Затем псари спустили своих задохликов. Те понеслись к восточному переезду. Не обратить на них внимания мог только полный идиот.

На вокзале по-прежнему царил кладбищенский покой. И не было видно ни одного дымного столба над платформами. Григорию это казалось странным, если не подозрительным. Неужто все дауны в одночасье передохли? Вымерли наконец — тупиковая ветвь.

Однако он опасался не этого (невелика потеря!), а обманчивой пассивности. Обманчивая пассивность наводила на мысль о засаде. На что способны загнанные животные, он знал. Какими бывают припертые к стенке людишки — тоже. А вот на что окажутся способными дауны, доведенные до ручки?