Роман Лерони - Багряный лес

Гастольский: Да. Крещен по рождению своими родителями и по православному обряду. Теперь по вероисповеданию принадлежу к римской католической Церкви. Присутствую на воскресных службах, исповедуюсь.

Злацкий: Не чувствуете ли при причастии или принятии каких-либо других святых даров волнения, страха? Не бывало ли у Вас так, что во время церковных служб, обрядов Вы теряли сознание, лишались рассудка: выли, кусались, лаяли, в бешенстве бросались на священников, били утварь, оскверняли святые дары?..

Гастольский: Волнения имею, но они никогда не носили описанных Вами особенностей. Мои переживания связаны с тем, что все святые вещи принадлежат тому, кто принял муки и смерть от людей и стал с Богом.

Злацкий: Нам известно, что Вы принимали участие в судовых делах над отступниками веры. Какова Ваша роль в этих событиях?

Гастольский: Если Высокому Трибуналу известно об этом, тогда ему известна и моя роль в них.

Злацкий: Отвечайте на вопрос, профессор!

Гастольский: По распоряжению аббата Рещецкого, главы Львовской святой Инквизиции, я должен был присутствовать на допросах и свидетельствовать перед Трибуналом о состоянии испытуемых, как врач.

Злацкий: Как часто Вы выполняли такие поручения?

Гастольский: Точно не помню, но, кажется, не чаще, чем раз в три месяца.

Злацкий: Всегда ли в Вашем присутствии к испытуемым применялись особые меры дознания?

Гастольский: При мне — всегда.

Злацкий: Что Вы чувствовали по отношению к испытуемым?

Гастольский: Я врач, и делал только свою работу.

Злацкий: Ни сострадания, ни участия, ни жалости, ни страха, ни ненависти?

Гастольский: Если врач во время своей работы начинает чувствовать к пациенту нечто подобное, он не будет лечить. Редко какое лечение сейчас безболезненное, но оно может и должно облегчить страдания и спасти жизнь человеку. Поэтому хороший врач, я уверен в этом, должен быть суров как к себе, так и к больному, иначе болезнь ожесточится, и человек умрет. Если же лекарь к пациенту испытывает ненависть, он убьет его. В работе врача не должны присутствовать ни личные чувства, ни слабость духа.

Злацкий: Если инквизитор причиняет боль испытуемому, он также является лекарем, но уже не тела, а души. Вы согласны с этим утверждением?

Гастольский: Я не компетентен в этой области, и не могу сказать ничего определенного.

Злацкий: Ответ нам понятен. Не было ли у Вас встреч с нечистым и его последователями?

Гастольский: Я не встречался с чем-нибудь подобным, святой отец. Мне известно, что такие случаи наблюдаются многими людьми. Но мне посчастливилось не видеть сношений с дьяволом, ведемских шабашей и превращений. Я не знаю, чем это объяснить. Возможно, это как-то связано с моей работой, которой как-то, все-таки, ближе вещи более реальные.

Злацкий: Касательно Вашей работы, профессор… Не оказывали ли Вы помощь ведьмам, например, свалившихся, по неопытности, с метлы во время полета?

Гастольский: Среди моих пациентов было немало женщин. Может быть, даже больше, чем мужчин, особенно, когда не было войны и походов, где мужи получают увечья гораздо чаще. Но среди женщин, как мне кажется, ведьм не было.

Злацкий: От чего Вы их лечили?

Гастольский: Пациентов, за всю мою многолетнюю практику, было многие тысячи. Я не в состоянии всех припомнить, а, тем более, их диагнозы. Но могу определенно сказать, что если это были травмы — думаю, что именно это Вас интересует, — то полученные, скорее, по причине неосторожного поведения…

Злацкий: Точнее.

Гастольский: Как я наблюдал, женщины по своей природе менее внимательны и осторожны, чем мужчины. Их травмы — это следствия попадания под экипажи, конников, падений с лестниц, просто падений, ожогов, что наиболее распространено при ведении домашнего хозяйства. Очень часто травмы женщинам наносят мужья, побоями. Обычно это закрытые переломы и синяки, реже — открытые переломы, иногда слепота, глухота, и совсем редко — помутнение рассудка или смерть.

Злацкий: Не значит ли это, что Вы утверждаете, что ведьм нет?

Гастольский: В своей жизни я всегда старался избегать утверждений, но это не всегда удавалось. Я говорил лишь о том, что видел. Может быть, кто-нибудь другой на моем месте, ради спасения собственной жизни, стал бы оговаривать других людей, определенно не зная их вины, но у меня еще достаточно ума и мужества, чтобы удержаться от подобной низости и не скатиться к такому страшному греху, как клевета. Если вдруг такое, не дай, Господь, произойдет, я лучше сам завершу свое жалкое существование.