(Этот парень окончательно съехал с катушек. Свихнулся, сбрендил…)
Со стороны это наверняка выглядело смешно — взрослый мужчина, высунув от усердия язык, замазывает лица на фотографиях в старых журналах…
Вот только почему-то Надежде было не до смеха. Слишком много всего навалилось сразу — сны, в которых не было ничего, кроме страха и боли, дом, что оживал на глазах и пытался вернуть давно ушедшее время, когда молоко разливали в смешные бутылки с крышечками из фольги, а в городском парке по воскресеньям играл духовой оркестр.
Надежда поежилась. Июнь подходил к концу, но эта ночь казалась вырванной из осени. И если закрыть глаза, то вполне можно представить, как шумит за окном ветер, и деревья в саду роняют желтые листья. Осенняя симфония умирающей природы.
(Ну, уж нет — эта июньская ночь принадлежит лету. Самому лучшему из времен, не считая, конечно весны…)
Надежда с трудом поднялась на ноги. Ее мутило…
Она проковыляла к корзине с грязным бельем, и, не глядя, вытащила свой старый, стиранный перестиранный халат. Не бог весть что, но кому, какое дело? Когда царит ночь, и за окном нехорошей улыбкой ощерилась луна, не имеет значение что на тебе. Куда важнее то, что таит в себе эта ночь!
(И кто знает, какие сюрпризы ожидают тебя этой ночью, детка!)
А еще в голове раненой птицей порхала одна и та же мысль.
(Беги, детка. Беги пока не поздно. Брось все, ради всего святого, и беги…)
Вот только куда деться от себя самой?
Сначала это было похоже на тихий шепот. Словно дом, рассказывал тихонько о том, что ему бы хотелось сделать с ней, с ее плотью.
(Высосать душу, выпить жизнь, не спеша, смакуя, капля за каплей…)
Надежда застыла, вслушиваясь в этот шепот. В нем было что-то… непристойное. Словно кто-то подсмотрел за тем, как она сидит, ерзая на унитазе, ожидая, когда освободится мочевой пузырь, и теперь пытается рассказать об этом всему свету.
Шепот становился все громче, настойчивее, и когда он обрел силу, стал более уверенным, Надежда поняла, что слышит голос мужа!
Он возился где-то рядом, не то в погребе, не то в омшанике. Надежда подошла к дальней двери (той самой, что выходила в тамбур, за шторами) и прислонилась к ней, пытаясь расслышать, что же творится там, за ней.
(Черт, ничего не разобрать!)
Надежда прильнула к двери, на миг, ощутив ее неприятную прохладу, но через секунду совершенно позабыла об этом, поскольку там, за дверью, происходило что-то странное.
Шепот перешел в тягучее бормотание. Словно школьник зубрил домашнее задание, повторяя вслух ненавистные глаголы и деепричастия, вместо того, чтобы самозабвенно гонять со сверстниками мяч, и в этом бормотании было нечто такое, от чего хотелось забиться как можно скорее в самый дальний уголок, и съежиться, превратиться в маленький клубочек, чтобы только не видеть, не слышать, не ощущать того ужаса, что забирается в мозг, подчиняет душу и тело.
Слов было не разобрать. Какие-то обрывки фраз, словно Сергей пытался кому-то что-то рассказать, объяснить.
А потом ее накрыло, словно волной. Как будто мир качнулся, поднялся на дыбы. Ее бросило в сторону. Надежда больно ударилась плечом о холодный кафель, и заскулила от боли, пытаясь сохранить равновесие. Она уперлась рукой в стену, и мотнула головой, приходя в себя.
Внезапно дохнуло гарью. И откуда-то издали, явственно раздался тихий, тревожный перезвон колокольчиков.
Надежда судорожно сглотнуло. От запаха паленого кружилась голова, и снова подкатила рвота. Колокольчики стихли и вновь зазвучали, наполняя ночную тишину мелодичным звоном.
(Хей, детка — неужели ты до сих пор думаешь, что все в порядке? Если так, — ты действительно непроходимая дура, и тебе давно пора вправить мозги!)
Дом оживал. Его стены слегка подрагивали, а к звону колокольчиков добавился тихий призвук. Словно кто-то подпевал тонким голосом. Черт возьми, множеством голосов.
Тихие серебряные голоса, они звучали отовсюду, все усиливаясь.
Надежда в ужасе замерла. На миг ей показалось, что голоса исходят от самих стен дома, но она отогнала эту мысль.
(Это просто… сон! Ну конечно же это сон. Обычный сон, не более того. И если ущипнуть себя побольнее, то…)
Чуда не произошло. В этом доме не осталось больше чудес. Надежда, что есть силы, ущипнула себя за руку, и вскрикнула от боли. На коже явственно расплылся небольшой синяк.
Да что же происходит на самом деле?
Колокольчики тренькнули в последний раз, и умолкли. Надежда многое бы отдала, чтобы вслед за колокольчиками смолкли и голоса, которые наоборот стали громче и противнее. Они пели, и если сильно захотеть, можно было бы расслышать незамысловатые слова этой песни.
Читать дальше