Андрей Попов - Дверь в сказочный ад

– Идемте.

Она лишь кинула в мою сторону короткий удивленный взгляд.

– Идемте, идемте… Я покажу вам ту кладовую, если она существует на самом деле.

Резные столбики балюстрады замельтешили перед глазами, и сердце как-то недобро забилось, стучась наружу и желая покинуть тесноту грудной клетки. Перед глазами — те же стены, то же окно с открытыми шторами, сквозь которое ночью светила луна, те иже мраморные, слегка затертые ступеньки лестницы. Сон был до такой степени похож на антураж реального замка, а вид самого замка — на образы моего кошмарного сна, что одно спуталось с другим, чуть ли не делаясь друг другу тождественным. Была, впрочем, одна разница: целебный солнечный свет привнес сюда цвета и краски. Вот они знакомые библейские сюжеты на гобеленах, в которых омертвелая жизнь и чья-то животворящая смерть веками гармонируют друг с другом.

Вдруг появилась Виктория, наша горничная. Она склонилась передо мной в легком реверансе (опять эти архаичные выходки!) и хотела уже проследовать мимо, но я остановил ее.

– Послушайте, милая моя, ответьте на один вопрос: сегодня ночью вы не заметили какого-нибудь шума, подозрительных звуков или даже криков?

Виктория почему-то краснела всякий раз, когда я к ней обращался. Для чего-то улыбнулась и елейно произнесла:

– Нет, мистер Айрлэнд, абсолютно тихая ночь, — затем она еще раз улыбнулась, думая, что своим ответом доставила мне удовольствие.

«Абсолютно тихая ночь»… — каждое слово этой незамысловатой фразы будто издевалось надо мной. Абсолютно тихая ночь! В разговор вступила миссис Хофрайт:

– Уж если кто-нибудь что и слышал, так это господин дворецкий. Он часто жаловался мне на плохой сон и говорил, что по ночам нередко просыпается от посторонних звуков… Кстати, да вот и он!

Голбинс, услышав, что речь идет о его персоне, остановился. Правильно сделал, так как я бы его все равно остановил.

– Милейший, будьте любезны, подойдите к нам.

Я терпеть не мог признаваться другим в собственных недостатках и слабостях, но в данной ситуации почти с христианским смирением произнес:

– Понимаете, в чем дело… в общем, в моей расстроенной психике.

Он даже не моргнул глазом, а я продолжал:

– Сегодня ночью мне приснился дурной сон. Я сильно кричал… кричал так, что охрип. Скажите, вы что-нибудь слышали?

Дворецкий стал крайне задумчив. Причем, мимика его вечнозастывшего окаменелого лица нисколько не изменилась, стал иным лишь взор — блуждающим и слегка изумленным. Он для чего-то нес с собой большое полотенце — наверное, возвращался с утреннего туалета.

– Н-нет, сэр.

– Вы уверены?

– Все было спокойно. Во всяком случае, для моих ушей. Клянусь вам.

Так. Понятно. И у этого была «абсолютно тихая ночь»…

– Ну хорошо, тогда скажите, где-то после полуночи вы не ходили по замку?

Казалось, самый невинный вопрос, но он почему-то сконфузился, смущенно поглядывая в сторону миссис Хофрайт. Я, в меру своей испорченности, совершенно превратно истолковал этот взгляд, а Голбинс поспешил пояснить:

– Извините… один раз я вставал по нужде. Да, это было где-то после двенадцати.

– Так значит, вы должны были проходить через это место, — мой указательный палец проткнул слой воздуха и замер в направлении той самой площадки.

Он кивнул.

– А с вами по дороге не произошло ничего… необычного?

Дворецкий окончательно был сбит с толку, даже его механическое кукольное лицо приобрело наконец человеческие оттенки. Мы тупо глядели друг на друга, чувствуя, что сами тупеем: медленно, но верно. А что еще оставалось? Спросить его: «Голбинс, здесь на площадке вы случайно не превратились в гипсовую статую?» . На меня и без того уже начали поглядывать, как на верного кандидата в шизофреники. Почти не сомневаюсь, что слуги за моей спиной скоро будут весело шептаться и слагать черные анекдоты про то, как мистера Айрлэнда, их нового хозяина, каждую ночь кто-то кушает и никак не может распробовать на вкус. Или еще хлеще: как мистер Айрлэнд встал ночью, взял ружье и пошел охотиться в гостиную собственного замка на нарисованных зверей.

– Извините, сэр, а что со мной могло произойти? — дворецкий настороженно посмотрел на потолок: может, оттуда что-то грозило свалиться?

Хватит, пора заканчивать этот спектакль.

– Все, Голбинс, вы свободны.

Я слышал, как дворецкий, удаляясь, все еще бормочет себе под нос: «и чего могло со мной произойти?» . Наступило мимолетное побуждение самому расхохотаться над всем происходящим, да так громко, чтобы рассмешить оконные стекла: дабы те задребезжали, затрезвонили, зазвенели на всю округу о том, как глуп и туп мистер Айрлэнд, бывший апологет просвещения и здравомыслия. Я совершил глубокий отрезвляющий вдох, точно вдохнул в себя целый мир, дегустируя его реальность. Благоухающие лучи юного утреннего солнца, еще не увядшие в вечерней старости, вливались через просторные окна и расплескивались по комнатам замка, затопляя его светом. Мрачные ночные тени забились по отдаленным щелям, врастали в пол и стены, прятались, затаив в себе злость, чтобы вновь, лишь только наступят сумерки, пойти войною на весь мир. Канделябры были давно погашены, светила ночи словно умерли, превратившись в позолоченные памятники о темном времени суток.