Абрахам Мэррит: Гори, ведьма, гори! [Дьявольские куклы мадам Мэндилип]

Мы бросились в дверь, через коридор, вон из лавки. Через дверь в лавку за нами ворвался огонь. Мы выбежали на улицу.

Рикори крикнул:

— Быстро, к машине!

Улица вдруг осветилась красным светом. Я слышал, как открывались окна, раздавались тревожные крики. Я вскочил в машину, и она тронулась.

Три недели прошло со смерти мастерицы кукол. Мы с Рикори сидели за обедом в моем доме. Сидели молча. Затем я процитировал несколько фраз, те, которые являются эпиграфом к завершающей главе моей книги, причем почти не сознавая, что говорю вслух. Но Рикори поднял голову.

— Вы процитировали что-то. Что?

— Древние глиняные таблицы с халдейскими надписями времен Асурбанапала. Три тысячи лет тому назад.

Он сказал:

— И в этих нескольких словах рассказана вся ваша история!

— Да, Рикори. Здесь всё есть: куклы, мазь, мучение, смерть, очищающее пламя!

Он подумал.

— Это странно. Три тысячи лет тому назад… и даже тогда было известно это зло и то, что от него излечивает… подобие, похожее на меня лицом и телом, которое отняло у меня дыхание… масло из вредных трав… привели меня к смерти… О, Бог Огня, уничтожь их! Да, это вся ваша история, доктор Лоуэлл!

Я ответил:

— Куклы смерти много-много древнее, чем Ур халдеев. Древнее истории. Я проследил их историю в веках после того, как был убит Брэйл. А это длинная-длинная история, Рикори. Они были найдены глубоко похороненными под очагами кроманьонцев, очагами, огонь которых потух двадцать тысяч лет тому назад. И их находили под еще более холодными очагами еще более древних народов. Куклы из кремня, камня, клыков мамонта, костей пещерного медведя, зубов саблезубого тигра. Даже тогда они обладали темной мудростью, Рикори!

Он кивнул:

— Однажды у меня работал парень, который мне очень нравился. Трансильванец. Однажды я спросил его, почему он приехал в Америку. Он рассказал мне странную историю. Он сказал мне, что у них в деревне жила девушка, о матери которой говорили, что она знает вещи, которые не положено знать христианам. Он говорил об этом осторожно, осеняя себя крестными знамениями. Девушка была миловидной, желанной, но он не любил ее. А она влюбилась в него, может быть, его равнодушие привлекало ее. Однажды, возвращаясь с охоты, он проходил мимо ее хижины. Она позвала его. Он хотел пить, он выпил поданное ею вино. Вино было хорошее. Он развеселился, но всё равно не чувствовал любви к ней.

Тем не менее он зашел к ней в хижину и выпил еще. Смеясь, он позволил ей срезать волосы с головы, обрезать ногти, взять немного крови из руки и слюны изо рта. Смеясь, он оставил ее, пошел домой и лег спать. Когда он проснулся вечером, то вспомнил не всё, а только то, что он пил вино с девушкой. Что-то толкнуло его пойти в церковь. Он стал молиться на коленях и вдруг вспомнил, что девушка взяла у него кровь, слюну, волосы и ногти. И он решил пойти и посмотреть, что она делает с этими его частицами. Он говорил, что будто святые, которым он молился, приказали ему сделать это.

Он прокрался к хижине девушки и взглянул в окно. Она сидела у очага, замешивая тесто, как для хлеба. Ему стало стыдно, что он пробрался к окну с такими мыслями, но вдруг он увидел, что она бросает в тесто все взятые у него частицы. Она смешала их с тестом. Затем он увидел, что она начала лепить из теста человека. Она брызнула водой на его голову, как бы крестя его, и при этом говорила какие-то непонятные слова. Он испугался, этот парень. Но в то же время его охватил гнев. Он был смелый парень. Он наблюдал за ней, пока она не кончила. Он видел, как она завернула куклу из теста в фартук и пошла из избы. Он последовал за ней. Он был охотником и знал, как выслеживать. Поэтому она и не подозревала, что он идет за ней.

Она подошла к перекрестку. Светил молодой месяц, и она подняла к нему лицо и сказала вслух какую-то молитву. Затем она вырыла ямку и положила в нее куклу из теста. И зарыла. После этого она сказала: "Зару (таково было имя этого парня)! Зару! Зару! Я люблю тебя. Когда твое подобие сгниет, ты будешь бегать за мной! Ты мой, Зару, душой и телом! Когда твое подобие сгниет, ты станешь моим! Навсегда! Навсегда! Навсегда!"

После этого он не вернулся в деревню, а сбежал в Америку. Он говорил мне, что в первые дни путешествия он чувствовал, словно чьи-то руки, схватив его, тянули в море, обратно в деревню, к девушке. Он боролся с этими руками. Ночь за ночью он боролся с этими руками. Он не смел спать, потому что во сне он видел себя на перекрестке и девушку рядом, и три раза просыпался как раз в то время, чтобы отойти от борта судна, откуда готов был броситься в море.