Олег Лукошин - Наше счастье украли цыгане

— Света, подожди! — слышала я голос догонявшего меня Куркина. — Ты не так всё поняла!

Взгляд мой внезапно упал на ствол одной из яблонь — на ней уже наливались соком плоды, пока зелёные, но уже с первым румянцем. И зачем здесь Куркину яблони? Для красоты разве. Прислонённые к ней, спокойно, но многозначительно стояли почти новенькие вилы. Стояли и словно просились ко мне в руки. «Зачем вы мне? К чему?» — даже успела бросить я им требовательные вопросы, но, молчаливые и вопиющие, они лишь взывали ко мне немым укором и жаждали действия.

И я решилась действовать. Через мгновение вилы были у меня в руках. Легли на ладони удобно.

И когда из буйной зелени на свободный пятачок вслед за мной торопливо выбрался Куркин я, словно древний атлет-копьеносец, коротко крякнув, метнула грозное четырёхзубое орудие прямо в грудь этому гадкому одноногому существу. Сдохни, самоуверенная тварь!

Копьё слегка отклонилось от заданного маршрута и вошло не в грудь кооператору, как стихийно задумывалось, а в правое плечо. Впрочем, вошло — это слишком громко сказано. Силушки во мне никакой. Оно слегка воткнулось в смердящую плоть этого человека-пиявки и тут же свалилось на землю. Но сама пиявка, расширив от страха глазёнки и приложив к нежданной ране белы руки, скорее по инерции от моего никчемного удара, чем от боли, осела на землю и издала нечто напоминающее хрип. Выбравшаяся из вагончика алкоголическая тётка, расширив очи, приложила в трепетном удивлении руки к отёкшему лицу. Я рванула к воротам.

Они остались позади, а напряжение ничуть не улетучивалось. Мне почудилось вдруг, что за мной гонится уже не меньше десятка человек, да ещё с собаками — я явственно расслышала свирепое их бреханье. Собак, разумеется, позади не оказалось — я облегчённо отметила это про себя, обернувшись на бегу. Вообще никого там не было. Я бежала по полю в гордом одиночестве и отчаянно пыталась сориентироваться в пространстве. Вот Ольховка, а где же дорога на Ключи? Ну да вот же, вот — что ты как пациентка психдиспансера в мгновение ока теряешь ощущение реальности? С самообладанием нельзя расставаться ни на секунду. Кинуть вилы в грудь мерзавцу и спокойно уйти по дороге к храму.

Уже отбежав на порядочное расстояние, углубившись в лес и потеряв из вида ольховские дома, заметила вдруг, что платье, моё симпатичное и такое позитивное летнее платье порвано. И когда только успела? Где?

Задами придётся идти, мелькнула мысль.

И снова — как финал «Чочары» Витторио де Сика. Софи Лорен вместе с дочерью изнасиловали арабы и вот они бредут в порванных платьях к ближайшему населённому пункту. И столько скорби, столько неразрешимого противоречия в этих кадрах, столько надрыва — господи, я просто ревела навзрыд при просмотре! «Почему так вопиюще несправедлив этот мир?» — билась в голове прожигающая насквозь мысль. «Разве имеет он право на существование, когда в нём происходит такое?»

Подожди-ка, а брели ли они после изнасилования по дороге? Не сразу ли они в городке оказались? Не достраиваю ли я несуществующую сцену? Да какая разница! Если её и не было в фильме, то она всё равно существует во вселенной этой кинокартины. Как они могли в город добраться, если не в разорванных платьях по дороге?

Да, именно этот образ оказал на меня самое проникновенное воздействие. У каждого шока есть оборотная сторона — ты отвергаешь увиденное, но в то же время пытаешь подстроиться под него, смириться. И даже — что особенно характерно в моём случае — перевести его в разряд возвышенного и сладострастного страдания. Получить от него непонятное здравому смыслу, но совершенно очевидное удовольствие.

Быть изнасилованной, потерянной, отвергнутой — а потому прекрасной и святой в своей уникальности — брести по бесконечной дороге в разорванном платье, желательно с матерью, которую тоже вместе с тобой протащили какие-нибудь нерусские абреки (а ведь именно её не хватало мне тогда, в день приезда в деревню!) и наслаждаться, наслаждаться, чёрт меня побери, наслаждаться каждой секундой этого пульсирующего безумия!

Вторая часть «Чочары» родилась и воплотилась в реальность. Притащив за собой из мира иллюзий что-то абсолютно неуправляемое и безудержное. Третью не надо. Не хочу.

— Что с тобой? — встретил меня дома взбудораженный моим внешним видом Серёжа. — Кто тебя изнасиловал?

— Никто! — почти огрызнулась я. — Расслабься. Через кусты продиралась… Сразу тебе «изнасиловал». И куда только мысли у тебя повёрнуты?